История Марго

Я повернулась и вышла. Думать так мог только красивый и стройный человек.

Я остановилась на пороге своей комнаты, глядя в черный экран ноутбука и чувствуя, как он притягивает меня, но изо всех сил постаралась не обращать на него внимания.

На ужин Матильда сделала томатный тарт и салат с фенхелем. Помидоры, купленные на рынке, брызгали соком на разделочную доску, когда она их разрезала. Тесто она всегда замешивала сама и разминала его, как настоящий pâtissier[15], выравнивая края, пока оно не распределялось по форме равномерно. Помидоры она выложила поверх слоя песто из петрушки и тертого сыра. Я помогла ей ощипать фенхель для салата.

Тео слушал новости в гостиной, Анук мылась наверху. Я устроилась на балконе с учебником математики. Сосредоточиться получалось плохо. До заката оставалось еще несколько часов, но на небе уже появилась белая половинка луны. В самую жаркую летнюю ночь мы спали на балконе. Нас разбудил шум вяло тащившихся внизу машин и лучи солнца, лизавшие наши головы. От жары у меня болело все тело. Это было все равно что проснуться после того, как накануне выпил бутылку вина.

Я вернулась в комнату. Тео переключил радиостанцию, и квартиру заполнил голос той самой недавно умершей американской певицы. Он был низким и грубым, как наждачная бумага. Мне хотелось нырнуть в ее горло и остаться там навсегда. Она была очень маленького роста и всегда надевала туфли на платформе, становясь похожей на аиста.

Анук спустилась вниз. С ее волос на плечи капала вода. Она не любила вытирать их полотенцем, утверждая, что это портит кудри. Сев на диван, она закинула ногу на ногу. Она умела принимать такую позу, что ее ноги становились похожи на сплетенных змей.

Мы ужинали поздно. Солнце низко стояло в небе. Мы съели каждый по два кусочка тарта, держа их в руках, как пиццу. Матильда добавила к тонко нарезанному фенхелю миндаль и сыр фета. Все это было пропитано заправкой из лимонного сока. К кулинарии у Матильды был талант. Я знала, что соседи часто с завистью вдыхают запахи, доносящиеся из нашей квартиры, и папа всегда предпочитал доедать именно ее блюда. Даже Анук оживилась и подобрала остатки еды с тарелки кусочком хлеба.

Завтра наши жизни изменятся. Утром статья появится и в печати, и онлайн. Я запустила механизм, и теперь он с шумом набирал обороты, хотя об этом не знал никто из сидящих за столом. Я кое-как поела, медленно отправляя в рот кусок за куском, и через некоторое время в животе разлилось тепло и меня окатило волной удовольствия. Волнение было таким острым, что походило на возбуждение. Я выпила воды, чтобы охладить пылающую шею.

Радио продолжало играть, и Тео покачивал головой в такт музыке. От песни веяло грустью, и, когда она закончилась, ведущий похвалил певицу, сказал, что у нее хорошо поставленный голос.

Перед сном я умылась, но душ принимать не стала. Подмышки пахли кислым потом, волосы пропитались хлоркой. Я ворочалась с боку на бок и ждала, когда же наступит утро и разделит наши жизни на “до” и “после”. Я была уверена, что все сделала правильно, что мой поступок оправдан. Шторы были раздвинуты, и я видела, как небо из темно-серого становится золотисто-розовым. Ночь была на исходе. Я снова закрыла глаза и представила, как однажды все объясню папе. “Я ждала, что ты выберешь меня”, – скажу я ему.

8

В понедельник утром я открыла глаза. В висках глухо стучало. Я спала от силы три часа. В окно долетали звуки с улицы. Было уже поздно, пора вставать и идти в школу. На какое-то время я забыла о том, что изменилось за ночь, но потом проснулась окончательно, и в моем уме завертелись миллионы мыслей.

В квартире было тихо. Я сходила в душ и расчесала спутанные волосы. Вещи висели на стуле, где я бросила их прошлым вечером, и я оделась, почти не чувствуя прикосновения ткани к коже. Снизу раздался скрежет стула по полу.

Анук сидела на кухне. На столе перед ней стоял кофейник и лежала утренняя пресса. Она не любила читать с экрана и выписывала два журнала и три газеты. Я подозревала, что она делает это, чтобы следить за новостями о папе. Но для раннего утра зрелище было необычным – она редко завтракала со мной по будням. Чаще всего я даже не видела, чтобы она выходила из комнаты, и просто кричала ей “пока” с порога. Когда я вошла на кухню, она подняла голову и пристально посмотрела на меня. Зрачки огромные, ресницы накрашены. Льняная рубашка заправлена в джинсы, на ногах носки, как будто она собралась куда-то идти.

– Ты рано встала, – сказала я, налила себе кофе и села рядом.

Не говоря ни слова, она подняла газету. Заголовок гласил: “У Лапьера роман с театральной актрисой Анук Лув! Министр культуры, супруг Клэр Лапьер, ведет двойную жизнь!”

Я готовилась к тому, что увижу наши секреты в прессе, и все-таки это было странно. Сначала меня охватило головокружительное чувство паники. Изобразить удивление не стоило почти никаких усилий. Я пробежалась пальцами по странице.