История марксистской диалектики (Ленинский этап)

Иррационалистический поборник «свободы» убежден, что материалистическое истолкование свободы есть развитие и логическое завершение гегелевской «рационалистической диалектики»; поэтому он строит свою иррационалистическую концепцию свободы на противопоставлении ее гегелевскому рационалистическому пониманию диалектики необходимости и свободы. Бердяев критикует такое понимание свободы, используя прием гегелевской же критики его предшественников, указанием на метафизику гегелевского рационализма. Он считает бесплодным и в основе своей неверным гегелевское определение свободы как познанной необходимости. Бердяев настаивает на том, что свобода не итог, не результат, а исходный пункт развития мира, «свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь пребывать» (41, стр. 111). Свободная воля, по его мнению, не результат естественных склонностей и влечений, а исходный пункт всех влечений и намерений субъекта, это волюнтаристское в сущности понимание свободы воли. Там, где наличествует свобода (собственно, она не может не наличествовать, ибо является изначальной данностью), «там нет необходимого процесса» (41, стр. 160). Тем самым на место объективно-диалектических, полагающих друг друга категорий необходимости и свободы Бердяев водружает взаимоисключающие друг друга категории.

Гипертрофия свободы как определяющей константы мирового развития связана с признанием ее духовности: «…свобода есть ничто в смысле реальностей природного мира, не есть что-то» (42, стр. 7). Мировой материальной необходимости эмпирического бытия противопоставляется свобода в духе. В понимании свободы как свойства реального мира, как следствия его необходимости Бердяев видит «ошибку» и рационалистического идеализма, и диалектического материализма. Диалектический материализм, рассуждает он, наделяет материю «качествами духа – творческой активностью, свободой, разумом», в то время как на самом деле все это присуще лишь субъективному духу; вернее считать, что «материальная зависимость есть порождение нашей свободной воли» (41, стр. 61).

Материалистическая диалектика настаивает, что свобода (экономическая, политическая, духовная) различна на различных этапах истории. Отсюда необходимо раскрывать конкретное содержание и общественную многослойность свободы. Бердяев был противником такого понимания. Абсолютизировав понятие духовной свободы, он не мог понять «хитрости» истории, полагающей различные (конкретные) определения свободы. «Философ свободы» считал большой ошибкой рационалистическую объективацию свободы, но его субъективация свободы была несуразным заблуждением иррационалиста.

Еще Гегель считал чересчур ограниченным сведéние свободы к свободе мысли, т.е. к субъективности. «Свобода мысли имеет лишь чистую мысль в качестве своей истины, которая лишена жизненного наполнения, – писал Гегель, – следовательно, эта свобода есть также лишь понятие свободы, а не сама живая свобода» (87, т. IV, стр. 108). Это возражение верно, хотя мы и знаем, что гегелевское требование «наполнения жизнью» понятия свободы осталось у него в пределах абстрактного пожелания. Согласно Бердяеву, свобода – начало всему, она имеет субстанциональное значение. Не сотворена она и богом, ибо в действительности (или, точнее, в духовной недействительности) предшествует ему, неся в самой себе и добро, и зло.

Если Трубецкие, Новгородцев и Ильин трактуют о свободе как зависимости от бога, о свободе в боге, то Бердяев предлагает другую концепцию. Будучи началом всему, свобода не имеет никакой основы, в том числе, разумеется, и материальной, она не может быть выведена из наличного бытия. Напротив, она сама основа всему, и материальному, и духовному. Мировая данность, необходимость – это, по Бердяеву, «план духа» (40, стр. 7).

Свобода, по Бердяеву, не может быть детерминирована. Объективированное истолкование категории причинности является-де плодом закоренелой метафизичности мышления. Причинность следует понимать как акт волевой активности (см. 41, стр. 61). Или, как выражает Бердяев ту же мысль другими словами: «…причинение… есть акт свободы, будучи творческим актом субстанции» (41, стр. 61)[60].

Отрицая представление о диалектической взаимосвязи необходимости и свободы, бердяевская концепция постулирует метафизическое противопоставление свободы и необходимости. Принимая свободу за решающую сторону антиномии, Бердяев связывает свободу как сущность бытия с творчеством или, вернее, выводит акт творчества из свободы[61].

«Творческий акт свободы есть прорыв в природном феноменальном мире, он идет из ноуменального мира. Творческий акт свободы не есть результат развития, развитие есть результат творческого акта свободы, которая объективируется» (42, стр. 71)[62].