Отсюда то смещение перспективы, благодаря которому читатель гегелевской логики чувствует себя сдвинутым в какое-то новое измерение, в мир теней, притязающих на полноправную реальность. Гегель сам сознается в одном месте, что его логика есть мистика. Его интерпретация логики связана действительно с мистификацией реальных отношений материальных и духовных форм, присущей всякому идеализму.
Поскольку все реальные области для Гегеля являются лишь приложениями логики, постольку он отрицает реальные содержания. Материальный мир для него лишь видимость. Понятие логического и весь ход его развертывания, по мнению Гегеля, убеждает в том, что всякое содержание имеет истину в абсолютно чистой форме – в чистой мысли. «…Вместо того, чтобы можно было считать, что некоторый данный объект есть основа, по отношению к которой абсолютная форма занимает положение только внешнего и случайного определения, последняя, напротив, оказалась абсолютной основой и окончательной истиной» (87, т. VI, стр. 298). Содержание заменяется мертвой, пустой формой, которая и выдается за полное конкретности содержание. С гегелевских позиций формализм в логике непреодолим, так как отрицается источник содержательного научного знания – конкретность и диалектическая природа предметной реальности.
У Гегеля Ленин отмечает «дань» формальной логике, непосредственно связывая это обстоятельство с присущим философии Гегеля мистицизмом, идеализмом. И это глубоко верно подмечено. Именно в силу идеализма Гегель исходит из «чистого» мышления, как такового, вне переработки данных чувственного созерцания и наблюдения, вне чувственно-предметного соприкосновения с действительностью. Мышление как общественно-историческая способность, развивающаяся в суровом опыте истории, классовой борьбы и т.д., понимается лишь как «воплощение» другого, «абсолютного» мышления, о котором Маркс совершенно определенно сказал, что оно является не чем иным, как пустой абстракцией. По сути дела мышление вырывается из связей с жизнью, с практикой, с природным целым, внутри которого оно вызревает и формой самосознания которого является. Естественно, при таком подходе Гегель невольно – в силу раз принятой и проводимой точки зрения – должен отдавать дань формализму.
Вопреки его собственной борьбе против формалистического понимания логики мертвый идеализм цепко захватил живое стремление к конкретному. Предмет для него не есть конкретно-чувственный предмет, а лишь мысль о предмете, из которой сам предмет элиминируется, так что остается лишь одна форма.
Подлинно научная диалектика по самой своей сути конкретна и потому совместима лишь с материализмом. В той позитивной разработке, которую получила теория диалектики в «Философских тетрадях», Ленин постоянно обращается к логике «Капитала», рассматривая ее как базу для создания Логики марксизма с большой буквы. «Если Marx не оставил „
Отмечая, что диалектика буржуазного общества, конечно, есть частный случай диалектики, Ленин в то же время расценивает метод изучения Маркса как образец для понимания диалектики вообще, воплощение черт всеобщей диалектики.
Второй аспект, в котором выделяется значение логики «Капитала», состоит в сопоставлении диалектики Гегеля с диалектикой Маркса, в выделении той роли, которую сыграла «Логика» Гегеля в выработке логики «Капитала», в подчеркивании той принципиальной противоположности, которая существует между идеалистической диалектикой Гегеля и материалистической диалектикой Маркса.
И наконец, третье, Ленин дает конкретные указания для прослеживания логики «Капитала», истории капитализма и анализа «