Процесс над Анхелесом открылся в Сьюдад-Чиуауа в зале «Театра героев». Несмотря на то, что город был заполнен войсками, встречать Анхелеса на вокзал прибыли сотни людей, которые бурно приветствовали генерала. Многие связывали с ним воспоминания о славной «Северной дивизии» 1913-1915 годов, которая щадила пленных и защищала бедных. К Каррансе со всей страны приходили сотни писем и телеграмм с просьбой помиловать генерала. С самого начала процесса, как отмечал американский консул, моральное превосходство Анхелеса над его судьями было более чем очевидным. Зал неоднократно приветствовал слова генерала аплодисментами.
Формально Анхелесу вменяли в вину нарушение присяги и мятеж против правительства. Адвокаты подсудимого доказывали, что Карранса сам распустил старую федеральную армию в 1914 году и с тех пор военнослужащим Анхелес не являлся, поэтому судить его имеет право только гражданский суд.
Сам Анхелес вообще себя не защищал. Он отказался от любой критики Каррансы и подчеркивал, что прибыл в Мексику только с одной целью -объединить страну и положить конец братоубийственной войне. К чести Анхелеса, следует отметить, что он защищал в суде и «бандита» Вилью: «Вилья - хороший человек, только обстоятельства сделали его плохим». У обвиняемого видели книгу Ренана «Жизнь Христа». Было ясно, что «Дон Кихот» готов к роли мученика за свою страну, которую любил больше жизни. Особенно бурные аплодисменты в зале вызвали слова Анхелеса о социализме, что ясно говорит о настроениях мексиканцев того времени.
«Я начал изучать социализм, и я понял, что это движение братства и любви между людьми разных частей мира... Один австрийский коммунист доказал, что если бы все люди работали по три часа в день, то они были бы гораздо богаче, чем сейчас; дело, однако, в том, что есть такие, кто не работает, но хорошо ест».87
Стенограмма процесса фиксирует аплодисменты именно после этих слов. Реакция Анхелеса на поддержку публики была благородной: «Эти аплодисменты не мне. Они прозвучали в адрес социализма, в поддержку идей братства и любви».Командующий правительственными войсками в Чиуауа Мануэль Дьегес, который формально вообще не имел к суду никакого отношения, сообщал в Мехико обо всех паузах в процессе, даже обеденных. Карранса так торопился расстрелять Анхелеса, что подсудимым (перед трибуналом предстали и два захваченных вместе с генералом вильиста) разрешили поспать не более пяти часов. Анхелес, наоборот, тянул время, он все еще надеялся, что его адвокатам удастся добиться передачи дела в гражданский суд. Однако уже на второй день процесса трибунал вынес заранее известный всем смертный приговор. У Анхелеса еще был последний шанс: он мог опротестовать приговор в Верховном военном суде. Дьегес немедленно направил начальнику штаба армии и доверенному лицу Каррансы Уркисо телеграмму, требуя, чтобы Министерство юстиции отказало осужденному в этом праве. Министерство так и поступило: оно рекомендовало привести приговор в исполнение немедленно.
Анхелес отказался от исповеди и встретил смерть мужественно. Более пяти тысяч жителей Чиуауа провожали генерала в последний путь.
С убийством Сапаты и Анхелеса, ибо последний случай тоже был убийством, не имевшим с законностью ничего общего, Карранса избавился от двух самых опасных идейных врагов. Ни Сапата, ни Анхелес в силу своей неподкупности и высоких моральных принципов никогда не пошли бы на политическую сделку с режимом ради материальных благ и высоких постов. Без Анхелеса Вилья в глазах многих мексиканцев и США опять превратился в обычного бандита. Теперь у Каррансы были развязаны руки для борьбы с Обрегоном. Его президент принципиальным политиком отнюдь не считал и все еще надеялся отговорить от участия в выборах или запугать.
Сразу же после выдвижения своей кандидатуры Обрегон начал поездку по стране, которая точно совпадала с маршрутом движения его армии в борьбе против Уэрты в 1913-1914 годах. Стартовав в родной Соноре, Обрегон ехал на поезде по направлению к столице вдоль тихоокеанского побережья. В каждом городе его встречали толпы поклонников, причем газеты отмечали, что на вокзалах были выходцы из всех социальных слоев. По сути, Обрегон вел первую современную предвыборную кампанию в истории Мексики. Раньше кандидата выдвигала какая-либо партия, часто специально созданная и даже носящая его имя. Затем кандидат выступал с «планом», то есть программой, после чего следовали торжественные банкеты в крупных городах. Излишне говорить, что рабочих или крестьян на эти банкеты никто не приглашал.
Напротив, Обрегон активно посещал рудники и фабрики. На одной из них работницы подарили ему красный шарф, который Обрегон немедленно надел, к полному восторгу собравшихся.88
И рабочие, и крестьяне считали Обрегона своим кандидатом, выходцем из народа, разительно отличавшегося своим скромным поведением от помещика Каррансы. Лидер КРОМ Моронес сопровождал Обрегона в предвыборных поездках, что еще более укрепляло имидж «пролетарского кандидата».