Карранса разрешил Бланко выехать в США, где тот обосновался в приграничном техасском городе Ларедо. Когда в 1919 году отношения Каррансы и Обрегона обострились, президент вызвал Бланко в Мехико. Тот, как мы уже говорили, устроил встречу Каррансы с лидером сапатистов Маганьей. В мае 1920 года Бланко вместе с Каррансой бежал из Мехико и снова пробрался в Техас. Как человек, имевший собственные политические убеждения, Бланко не был настроен на компромисс с Обрегоном и занимался активной оппозиционной деятельностью. Агенты мексиканского правительства внимательно следили за генералом. Как упоминалось выше, в декабре 1920 года он был осужден судом присяжных в техасском Эль-Пасо по обвинению в подготовке заговора против мексиканского правительства.
9 июня 1922 года генерал был похищен мексиканскими агентами прямо с бала, а наутро его труп плавал в пограничной реке недалеко от Ларедо, с простреленным сердцем, скованный наручниками со своим сподвижником полковником Аурелио Мартинесом, у которого была прострелена голова. По другой версии, два агента Обрегона, посланные генералом Амаро, уговорили Бланко перейти границу, где его якобы будут ждать отряды оппозиционеров, и начать восстание против правительства.206
Сразу же после пересечения границы Бланко был убит.207 Это политическое убийство отнюдь не стало последним во время президентства Обрегона.208 Теперь имя Бланко носит один из аэропортов Мексики.Когда «движение Агуа-Приеты» пришло к власти, Обрегон и де ла Уэрта начали активно принимать в армию бывших оппозиционеров. Данные по офицерам приводились выше. Обычных солдат и сержантов в 1920 году насчитывалось 98 623.
Уже в 1921-1922 годах Обрегон попытался снова сократить армию, прежде всего за счет ненадежных в политическом отношении элементов. Была разработана программа перевода офицеров в резерв, которая сохраняла за бывшими военными высокий социальный статус и денежное довольствие. Генералам и полковникам давали асиенды, конфискованные у врагов революции. Для солдат Обрегон предусматривал создание сельскохозяйственных колоний, которые наделялись землей и инвентарем за счет государства. Однако большой популярности эта идея не имела - солдаты уже не хотели заниматься тяжелым сельским трудом.
В целом генеральский корпус был доволен своим материальным положением. Как и во времена Диаса, генералы сообщали в Военное министерство завышенные данные о численности своих войск и распределяли между собой довольствие, приходившее на «мертвые души». Почти все генералы, используя служебное положение, активно занимались бизнесом и по-прежнему обкладывали население «своих» регионов всякими «налогами» и сборами. Однако Обрегон не обманывался насчет временного спокойствия армейской верхушки. Он знал, что стоит только начаться президентской кампании (следующие выборы предстояли в 1924 году, и Обрегон по Конституции не мог баллотироваться на второй срок), как генералы снова заявят о себе, рассчитывая на должности и материальные блага.
Политическая роль армии на местах, несмотря на ее формально «революционный» характер, всецело зависела от позиции командующего войсками в том или ином штате. Например, когда губернатором Мичоакана стал генерал Мухика (вышедший, как мы помним, из рядов компартии), армейские части активно поддерживали аграрную реформу и борьбу крестьян против помещиков. Такое же положение сложилось и в штате Веракрус при губернаторе Техеда. Однако в большинстве штатов армия играла явно контрреволюционную роль, что во многом объяснялось материальными интересами генеральской верхушки. Многие офицеры фактически стали на довольствие к местным помещикам и за деньги подавляли крестьянские выступления. Парламент штата Веракрус в специальной резолюции даже назвал армию в штате «социальным бедствием». Офицеры часто вооружали отряды помещиков (которых в Мексике, по аналогии с Россией, называли «белогвардейцами»).
Помимо материальной выгоды (крестьяне не могли предложить генералам столько денег, сколько помещики) значительную роль в контрреволюционных настроениях армии играло и социальное происхождение большинства офицеров и генералов. Примерно две трети из них являлись выходцами из средних слоев, и только 15-16% - бывшими рабочими или крестьянами. Средние слои (особенно на американизированном севере Мексике, в том числе в Соноре - тамошних жителей называли «мексиканские янки») непоколебимо стояли на страже частной собственности, так как сами были собственниками или стали ими в ходе революции. Соответственно, на посягательства на собственность помещиков эти генералы смотрели неодобрительно (дескать, сегодня землю отберут у них, а завтра у нас).