История Милены (СИ)

Однажды на одной из покоренных планет я выдернул из земли растение. Пока меня никто не видел, я долго рассматривал его. Тогда я не знал ни что такое листья и стебли, ни что такое корни. Но разветвленные ниточки, которые до этого прятались под землей, меня поразили. Я сразу почувствовал, что именно они питают все растение. Так вот, представьте, что под нашими городами находится нечто подобное корням растения, только они не живые, а металлические. Это целая разветвленная сеть трубок-щупалец, соединенных между собой, словно кровеносными сосудами, многочисленными шлангами и гибкими перемычками. Когда ты приближаешься к городу, кажется, что несуществующий ветер колышет металлоорганические «эрги» — те самые щупальца. Если повезет, то можно увидеть, как меж них, словно молнии, проскакивают разряды. Это своего рода побочный продукт, избыточная энергия тех полей, которые рождаются в этом странном танце. Они же, подобно корням, питают энергией все жилые сектора и направляют города в неспешное плавание туда, куда велит наш Бог.

Когда я был ребенком, весь мой мир ограничивался лишь закрытым для посторонних лиц сектором в городе Имель-Данавер. Я не помнил, когда попал сюда. Но что появился на свет не здесь, знаю точно. Я, как и каждый из нас, втайне мечтал, что родился на планете под ярким солнечным светом, а не в полутьме холодных космических городов. Иногда там и правда бывало прохладно. Легкие накидки не спасали от стужи, а к металлическим стенам нельзя было прикоснуться. Тогда мы молча сбивались в кучу и, сняв один из матрасов и положив его на пол, спали сидя, прижавшись друг к другу спинами.

Я никогда прежде не задумывался кто был автором мира, в котором я родился. Но сейчас, наблюдая за тем, как монотонно и ритмично шевелятся металлические щупальца «Даррагов» — кораблей-спрутов, я погрузился в размышления.

По меркам дграков я уже далеко не мальчишка, но и не старик. Что для почти бессмертного существа значат каких-то тысяча с небольшим лет? Я не знал своего точного возраста, ибо в этом не было необходимости. Никто и никогда из дграков не считал нужным уточнять это. И никто и никогда не поздравлял меня с очередным прожитым годом, как это принято в планетарных мирах. У нас не было такого понятия, как год. В холодных космических просторах, по которым плыли наши города, существовала только вечность.

Я не знал, когда и где родился, так как все мое младенчество предано забвению. Я не знал людей, подаривших мне жизнь. Существо, родившее меня, вполне могло оказаться как и обычной женщиной из нашего рода, так и одной из рабынь с захваченных планет. Она могла быть жрицей или офицерской женой, могла понести от какого-нибудь юнца, впервые узнавшего, что такое физическая близость, а могла зачать даже от самих правителей городов.

Возможно, кто-то из обитателей планет, поклоняющихся светлым богам, в ужасе вскрикнул бы и разрыдался, узнав, как поступают в нашем суровом, но справедливом обществе с только что родившимися детьми. Но я как боевой офицер и как человек, воспитанный в лучших традициях своего народа, считаю это единственно правильным выбором. Та структура, в которой выросло не одно поколение дграков, сделала из нас бесстрашных непобедимых воинов, свободных от уз семьи и так боготворимого многими мирами чувства любви.

Каждый дграк рождается и умирает в одиночестве. Он одинок изначально. Уже в утробе матери он чувствует свою свободу, ибо вынашивающая его женщина, хоть и связана со своим ребенком посредством пуповины, но изначально не считает его своим. Мои родители видели меня лишь однажды — в тот день, когда я появился на свет, покинув чрево матери. Мой отец был тем, кто помог мне родиться. Так уж у нас заведено, что отцы принимают роды у женщин. Их суровые лица — первое, что видит ребенок, пришедший в наш мир. Я и сам за свою тысячелетнюю жизнь принял не одну сотню родов. И каждый раз, взяв ребенка в руки, я испытывал гордость и волнительный трепет от того, что подарил нашему Богу нового слугу.

Рождение в мире дграков — это сложный магический и физический обряд. Кто разработал его законы, я так и не смог выяснить. Все мои попытки почерпнуть знания из книг разбивались о глухую стену недомолвок и искорененной информации.

Лишь после тебя, моя милая Милена, меня стали заботить вопросы, которые раньше казались непреложными истинами. Вплоть до твоей смерти я не интересовался ни историей, ни тайнами нашего народа, принимая все происходящее вокруг как должное. Но до сих пор я был и остаюсь слепцом, желающим прозреть, но не понимающим, что в кромешной темноте он ничего не сможет разглядеть. И чтобы что-то изменилось, ему нужно выйти на свет. Но идти к свету я не хотел. Ни тогда, ни сейчас.

За долгую жизнь я повидал много женщин. Некоторые из них быстро мне надоедали, другие были со мной десятилетиями. Но ни одна из них не оставила в душе таких неизгладимых шрамов, как ты, моя милая Милена. Ты и наш сын. Глубоко внутри я надеюсь когда-нибудь повстречать его и посмотреть, что он унаследовал от своей матери.