У дграков не принято вспоминать детей и жен. И думая о тебе, я совершаю серьезную провинность. Но я уже не тот, что прежде, и не могу по-другому. Холодная ярость, что поселилась во мне после твоей смерти, придает сил. Поднимает боевой дух, подстегивает быть жестоким, а это то, что нужно нашим правителям, потому они и закрывают глаза на такие проступки.
Я хотел бы придать воспоминания о тебе, подобно воспоминаниям о детстве, забвению, но что бы я ни делал, ты остаешься в памяти, подобно сну, приходящему наяву. Серые глаза снова смотрят с укоризной, словно я вновь забираю у тебя ребенка.
Кхон… Твой дом. Укутанный пеленой пушистых облаков, лакомый кусочек для расы дграков. Голубой и зеленый, перемежающийся с желто-оранжевым. Таким он виделся с орбиты. Дагон Хиват Иврахит — так звучало его название на нашем языке. Невидимые для местных жителей наши корабли месяцами плыли по орбите планеты. Маленькие огоньки светились далеко внизу. Они мерцали. Одни гасли, другие загорались.
Я помню, как припал к иллюминатору, опершись о стекло двумя руками. Каждый раз, когда я мысленно подключался к кораблю, на меня обрушивался поток слов, образов и звуков. Поток жизни. Молящаяся у алтаря женщина стоит на коленях, припав лбом к полу, и что-то шепчет. Пока мне непонятны ее речи, но это ненадолго. С каждым новым услышанным словом я начинаю понимать все больше и больше этот неожиданно красивый язык. Планета движется, и образ женщины пропадает, сменяясь на группу загорелых юношей, сидящих полукругом перед длиннобородым мужчиной в белых одеждах. Волосы его заплетены в две косички. Высокий рогатый зверь издает протяжный низкий клич, призывая свою самку.
Кхон… Твой дом, который мы уничтожили… Наверное, он был прекрасен. Для тебя… Я же видел в нем одну из планет, чье разрушение напитает нашего Бога. Так должно было случиться. Ведь этот цветущий мир рано или поздно все равно исчезнет.
Я не испытывал сожаления, когда погибал Кхон. Я не знал этого чувства. Не знал, что это такое — жалеть. Мне было чуждо все человеческое, ибо наш народ давно перестал быть просто людьми. Я демон. Существо, полное ненависти и жажды чужих страданий. Я слуга. Я дграк. Я разрушитель и убийца.
Нор-Тален… Наш Спаситель — так мы тебя называли. Могущественный Бог Разрушения. Вдохновитель и повелитель. Господин, неведомо как поработивший целую расу. Ты извратил наше сознание. Уничтожил прошлое, подарив взамен лишь жалкое чувство удовольствия от чужой боли. Я ненавижу тебя и люблю всем сердцем. Ибо милость Бога — единственное, что имеет значимость в нашем мире. О, Нор-Тален, ты сделал нас непобедимой армией, не знающими жалости солдатами. Ты контролировал мысли и действия. Ты завладел разумом. Ты завладел всей жизнью. Ты нас уничтожил, превратив в покалеченных людей. Ты нас возвысил над другими расами. Ты породил дграков.
========== 2. Рождение и смерть ч. 1 ==========
Свободные люди не живут в неволе. Они медленно увядают, подобно тому, как тает снег, как поникают сорванные цветы, как исчезает последний лучик света. Стены душат, воруют жизнь, высасывают силу. Какой бы золотой не была клетка, она неизменно убивает. Медленно, но неотвратимо, если у них не хватает сил покончить с собой сразу.
Мне не нужно ни наркотика, ни медитации, чтобы вновь увидеть и вспомнить тот день во всех деталях. Страшная картина рождения и смерти сама всплывает перед глазами.
Милена, моя милая Милена, как ты была прекрасна во время ожидания своего первенца. Ребенка, которого я имел неосторожность тебе подарить. Изящная фигура стала мягкой и округлой, груди набухли и увеличились, а взгляд часто бывал теплым и загадочным.
Я помню, как одиноко ты сидела в кресле перед огромным иллюминатором, за которым было лишь безграничное черное пространство. Ты улыбалась своим мыслям, поглаживая большой живот, а космос в ответ молча созерцал мать и еще не родившееся дитя. Он знал все ваши тайны. Он видел тебя насквозь. Каждый раз, оставаясь наедине с самой собой, ты погружалась в мысли, которые были отделены от меня глухой стеной. Я мог бы ее с легкостью сломать, но по непонятной причине этого не делал. Тогда мне казалось, что и так знаю, о чем ты думаешь, но увы, это только казалось.
Я часто останавливался в дверях и наблюдал за безмятежной картиной жизни моих женщин. Ты так и не заговорила ни с одной из них, предпочитая одиночество и молчание. Даже Адель, которая была на сносях, забеременев от меня уже в шестой раз, опасалась приближаться к странной крейтонке. Ты была изгоем среди них. Белой вороной в обществе черных птиц. Мои женщины презирали тебя ровно настолько, насколько ты сама презирала их. Видели ли они в тебе конкурента или гордость была тому причиной, не знаю.