Третий этап – от господства идеологии до упадка – можно назвать догматическим. Идеологическая лава, выйдя на поверхность, начинает застывать, отрываясь от действительной жизни и интересов людей. Идеи превращаются в непререкаемые догмы и теряют жизненную силу. Если на втором этапе идеология пользуется еще философскими (преимущественно диалектическими) приемами, обеспечивающими ее проникновение в массы, то на третьем этапе она уже перестает впитывать какие‑либо философские положения и превращается в самого страшного врага философии.
К культуре относится только этап формирования идеологии. Затем идеология утверждается и пытается подчинить культуру.
Ныне это самая большая опасность, грозящая культуре в целом. В идеологии культура достигает своего самоотрицания, переходя, говоря гегелевским языком, «в свое другое». Ничто так не навязывается людям, никакая другая отрасль культуры не внедряется столь насильственно, вопреки самой природе культуры, и никогда кризис культуры не становится столь всеобъемлющим.
Словесным проявлением переворачивания культуры выступает идеологический термин «культурная революция», а стремление избавиться от культуры, превращаемой в антикультуру, выражается в направлении контркультуры.
Идеология появляется изнутри культуры как ее отрасль, и поэтому она опаснее всего для культуры, наподобие раковой опухоли. Противостояние идеологии и культуры откровенно и четко выразил Геринг, сказав: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет». Материальный результат противостояния вроде бы предопределен, потому что у культуры нет оружия, но идеология проигрывает в любом случае, потому что она или подрубит сук, на котором сидит, или на древе культуры вместо нее вырастет другой плод. Торжество идеологии блестяще, но временно.
Три источника идеологии
Идеология имеет три источника, заключенные в трех прекрасных словах лозунга Великой французской революции: свобода, равенство, братство. Из них как завязи образовались три мировые идеологии. Само понятие «идеология» появилось в XVIII в. и первоначально обозначало по самой этимологии слова учение об идеях – понятии, возвращающем к Платону, который, кстати, создал в своих поздних произведениях «Государство» и «Законы» прообраз идеологической системы, которую он неудачно пытался воплотить в жизнь.
Породила идеологию, эту духовную атомную бомбу по той разрушительной силе, которой она обладает, эпоха Просвещения. У ее истоков стоял Ж. – Ж. Руссо, считавший, что науки и искусства не делают человека нравственным и счастливым. Руссо восхищались деятели французской революции, особенно Робеспьер, провозгласившие свободу и ограничившие ее во имя ее. «Свобода состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому», – провозгласила «Декларация прав человека и гражданина», принятая Национальным собранием Франции 26 августа 1789 г. Но вскоре началось преследование врагов свободы, и их головы полетели одна за другой.
Во времена Великой французской революции было в ходу и понятие «враг народа». Декрет Конвента объявлял врагами народа всех, кто выступал против Конвента или пытался унизить его. В соответствии с декретом Конвента от 26 февраля 1794 г. можно было объявить врагом народа кого угодно, например, тех, кто препятствовал народному просвещению «путем всяких махинаций» (Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 1984. С. 239). Наказание – смертная казнь. Улик достаточно устных.
Сначала деятели революции победили в своей стране, а затем начали войны, с тем чтобы, как заявил Камбон, «ничто, существовавшее прежде, не могло устоять перед осуществляемой нами властью»
Тут же возникает знаменитое «кто кого?» Аргумент: если мы первые не начнем войну, то революция будет раздавлена усилиями всего мира. Тезис об обострении борьбы между капитализмом и социализмом использовал затем Сталин. Начавшаяся война, писал Жорес, «не была борьбой одной нации против другой нации, а борьбой одной системы институтов – против другой системы институтов. Теперь институты, созданные свободой, должны были уничтожить, пусть даже силой, институты, созданные рабством» (Там же. С. 155). То же было в России в XX в.
Жорес восклицает: «Но как опасна такая попытка! Какие диктаторские привычки привьет она Франции! И как рискует она отождествить в глазах других народов национальную свободу с былым порабощением!» (Там же). Закончилось диктатурой: Наполеона и Сталина.