Человек становится человеком в полном смысле тогда, когда понимает, что культура бессмертна, и все его действия в области мистики, искусства и т. п. – это попытки приблизиться к бессмертию. Желание преодолеть смерть – пружина развития культуры. Проявление вечности – в религии, науке и т. д. – всегда культурно. В этом смысле человек по природе культурное существо, хотя встречаются люди умелые, но некультурные.
Только человек может преодолеть смерть в культуре, и жизнь культуры показывает, что она сильнее смерти. Культура есть способ врастания в бессмертие. «Из этого следует, что бессмертие не должно восприниматься как выживание post mortem (после смерти.
Два понимания культуры: как способа отвлечься от поиска смысла и неизбежности смерти и как поиска смысла жизни и подготовки к смерти. Оба философски обоснованы в Древней Греции. При первом главное забыться, и человек умирает ребенком; при втором осознает себя пережившим смерть (как в инициации) и обретшим через это смысл. В настоящее время предпочитается первый путь, а в результате «боль перед Небытием и Смертью, похоже, является специфичным для современности явлением» (Там же. С. 273).
Культура развивается по иным законам, чем жизнь, и для нее не существует смерти как противоположности жизни. Противоположно ей бескультурье. В сфере культуры не действует закон смерти. Ее достижения, в отличие от материальных благ, легко поделить на всех. Она способна распространяться на огромные территории. Материальная гибель способствует ее расцвету. Бескорыстное служение культуре создает большую часть прибавочной стоимости, присваиваемой власть имущими. Культура обеспечивает бессмертие человеческому роду, покупаемое эксплуатацией и смертью творцов.
Культура начинается с осознания смертности, а утверждается добровольной смертью. Гартмановское сознание, рождающееся из удивления человека перед нежелательным ему представлением, объясняется фактом смертности, который переходит внутрь человека, вселяя в него ужас. Страх смерти ведет к осознанию ее и затем к культу и культуре. Генезис сознания совпадает с генезисом культуры.
Противоречие между волей к смерти, провозглашенной Фрейдом, и возражениями Лоренца, который считал, что таковая отсутствует у животных и вообще антиэволюционна, преодолевается тем, что воля к смерти отсутствует на животном уровне, но присутствует у человека. Не в природном, а в культурном смысле, и не как воля к смерти, а как воля к жертве, которая может быть движущей силой культуры. Жертвы существуют и в животном мире, когда родители жертвуют жизнью ради детенышей, но в человеке жертвенность поднимается до уровня культуры. Спор между Фрейдом и Лоренцем решается таким образом: единственное осознающее свою смертность существо может иметь волю к смерти, которая нужна культуре как ее биологическая основа. Жизнь жертвует собой, но ради утверждения культуры, а не власти.
Смысл жизни и смерти в раскрытии внутренних творческих потенций и культурном умирании, т. е. жертве собой на благо культуры, которая требует от нас жертв. В готовности развить внутренние потенции есть героизм; в готовности пожертвовать собой – святость А между ними, как писал Шпенглер, не мудрость, но заурядность. «Лишь в результате познания смерти возникает то, чем мы, люди, обладаем в отличие от животных, – мировоззрение»
Человек способен отказаться от собственной жизни ради своих убеждений. Это выражение торжества культуры над смертью. Культура побеждает смерть, находя нечто, что ставится человеком выше. Жертва есть торжество культуры над жизнью и смертью. Нельзя победить смерть, если не победишь жизнь, отказавшись от нее. Таков парадокс: победить смерть можно отказавшись от жизни в пользу культуры (а не в пользу ничто, как полагал герой «Бесов» Кириллов, хотя в желании покончить с собой тоже слышится позыв жертвенности).