История мировой цивилизации

Идея собственности выросла из присущего животным видам воинственного инстинкта. Еще задолго до того, как люди стали людьми, наш предок, обезьяна, был уже собственником. Первобытная собственность – это то, за что готово бороться каждое животное. Собака и ее кость, тигрица и ее логовище, олень-предводитель и его стадо – вот яркие примеры собственности. Трудно придумать более бессмысленное выражение в социологии, чем термин «первобытный коммунизм». Древний человек, живший племенным бытом в раннюю палеолитическую эпоху, защищал право собственности на своих жен и дочерей, на свои орудия, на видимый окружающий мир. Если другой человек вторгался в этот мир, он дрался с ним и, если мог, убивал его. Как убедительно показал Аткинсон в своем «Первобытном праве», развитие племени в течение веков совершалось таким образом, что древний человек стал постепенно признавать право собственности за более молодыми людьми на захваченных ими вне своего племени жен, на орудия, сделанные ими украшения и на убитую ими дичь. Человеческое общество выросло, благодаря компромиссу между собственностью одного индивида и другого. Это был компромисс с инстинктом, – компромисс, вызванный необходимостью для данного человека изгнать какое-нибудь другое племя из его собственного мирка. Если холмы, леса и реки никому в отдельности не принадлежали, то это потому, что они должны были принадлежать всем. Каждый предпочитал бы считать землю своей, но это нельзя было, ибо против этого вооружились бы другие. Общество, поэтому, является с самого начала ослаблением права собственности. Чувство собственности у животного и у первобытного дикаря было значительно интенсивнее, чем в цивилизованном мире нашего времени. Оно коренится в наших инстинктах глубже, чем в разуме.

У первобытных дикарей и у малокультурного человека нашего времени сфера собственности не имеет никаких границ. Все, что ты можешь забрать, завоевать, принадлежит тебе: женщины, пленные, захваченные животные, лесная просека, каменоломня – все, что угодно. По мере роста общины, появилось нечто вроде закона, ограничивающего взаимное истребление; люди выработали грубые методы для установления права собственности. Человек в праве был считать своим то, что он первый сделал, захватил или на что он имеет законное притязание. Казалось естественным, что должник, не могущий платить, становится собственностью своего кредитора. Столь же естественным казалось, что человек, заявивший притязание на данный клочок земли, требовал определенной платы со всякого, желавшего пользоваться этим полем. Лишь крайне медленно, по мере развития организованной жизни, люди стали понимать, что эта ничем не ограниченная собственность есть нечто очень вредное. Люди рождались на свет, где все уже было забрано другими, – более того, когда они появлялись на свет, они сами уже были собственностью других. Теперь трудно проследить отдельные фазы этой социальной борьбы на заре цивилизации, но изложенная выше история Римской республики дает нам картину общества, в котором уже созрело сознание, что долги могут стать общественным бедствием и в таком случае должны быть отвергнуты и что ничем не ограниченное право собственности на землю также не согласуется с интересами общества. Несколько позднее в Вавилоне строго было ограничено право собственности на рабов. Наконец, в учении великого революционера Иисуса Назарянина мы находим такие страстные нападки на собственность, каких нигде до тех пор не встречали. «Легче, говорит он, верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в царство небесное». За последние двадцать пять или тридцать столетий усиливалась критика законных пределов собственности. Через девятнадцать веков после Иисуса Назарянина весь мир, исповедующий христианское учение, уже убежден в том, что нельзя владеть человеческими существами. Точно так же и идея о том, что человек может сделать со своей собственностью все, что угодно, была сильно поколеблена и в отношении других родов собственности.

В конце XVIII века вопрос о праве собственности все еще находился в зачаточном состоянии. Не было ничего ясного, ничего твердо установленного. Одним из сильнейших побуждений того времени было стремление защитить собственность от жадности и мотовства королей и эксплуатации со стороны знатных авантюристов. Стремление защитить частную собственность от налогов было одним из главных поводов французской революции. Но революционные лозунги равенства привели ее к критике той самой собственности, на защиту которой она поднялась. Как могут быть люди свободными и равными, когда массы их лишены земли и пищи, а собственники не дают им ни еды, ни крова, разве только в обмен на труд? Такова была жалоба бедняков.