История моего брата

За питьем айрана, приготовленного Хатидже-ханым, – а был он совершенно особенным, – мы узнали, что нашими молитвами Мухаррему сегодня намного лучше. Лекарство помогло, температура спала. Правда, он по-прежнему был очень слаб, лежал в поту, но уже пришел в сознание. Увидев рядом со мной незнакомую девушку, он страшно заволновался, попытался сесть, однако я остановил его. Парень был стеснительный, перед нами ему было неловко, он заливался краской. Голос у него совершенно сел, раздавался только сип. Я прислушался и, наконец, понял: он произносит «Как там Кырбаш?».

– Все хорошо, – ответил я. – По тебе соскучился.

Так как у Мухаррема были от рождения проблемы с речью, то Кербероса он называл «Кырбаш». С первого дня знакомства он крепко подружился с моим псом, и когда он приходил ко мне на занятия, то подолгу возился с ним в саду. Они играли в такие безумные игры, что у тех, кто видел Мухаррема вдвоем с огромной собакой, замирало дыхание. Иногда Керберос (то есть Кырбаш) мягко сжимал огромными челюстями его руку и подолгу не отпускал. Если бы Керберос чуть сильнее сжал челюсти, то от руки бы ничего не осталось. Однако пес так осторожно сжимал руку, что ни разу не поранил ее. В общем, поражало то, как внимательно оба относились друг к другу.

Дорога проходила по возвышенности, откуда открывался великолепный вид на Черное море. На самой верхней точке я остановил машину, чтобы показать девушке вечернее солнце, которое отражалось в черноморской воде – самом прекрасном зеркале на свете. На небе не было ни облачка, погода стояла такой ясной, что, казалось, можно было разглядеть вдали очертания болгарского берега.

Я часто приезжал на это место, чтобы наблюдать за состоянием Черного моря, которое меняло свое обличье, словно живой человек. Иногда море гневалось, с нескончаемой энергией бросалось на прибрежные скалы; иногда кокетливо облизывало береговую линию, а очень редко оставалось недвижным, словно озеро. Я научился познавать Черное море, словно героя какой-нибудь книги, с помощью перемен в его настроении: минут гнева или беспомощности, томлений или надежд. Бескрайний вид, ровный, как зеркальная гладь, полностью захватил меня, но вот наша рациональная девочка была далека от подобных переживаний. Она спросила, почему Мухаррем так странно выглядит.

– Все просто, – объяснил я. – Он ненормальный. Но у него доброе жалостливое сердце. Иногда он мне кажется самым нежным человеком в деревне.

– А похожи ли на Мухаррема его брат и сестра?

– Нет, – ответил я. – Зухаль нормальная, Эрджан тоже. С обоими все в порядке.

– Ну а с этим что стряслось?

– Брак между родственниками. Парень родился в результате изнасилования. Хатидже изнасиловал ее дядя по материнской линии. Муж Хатидже усыновил ребенка и даже дал ему имя своего отца. В деревне все об этом знают, но никто об этом не говорит. Короче говоря, Мухаррем – это своего рода Смердяков.

– Кто-кто?

– Смердяков.

– А это еще кто такой? Тоже герой романа?

– Да.

– Стоит вам только открыть рот, как непременно какой-нибудь герой романа вспоминается.

– Для меня вся жизнь – роман, а люди – его герои.

– В таком случае я вынуждена признать вашу правоту.

По ее тону было ясно, что сказала она это с большой неохотой.

– Вы оказались правы насчет Светланы, – вздохнула она. – Выдуманные вами истории становятся правдой.

– Я тебе об этом сто раз говорил, а ты все не верила. Ты мне напоминаешь неуемную ученую даму.

Она смутилась и робко произнесла:

– Так, значит, вы и меня считаете героем очередного романа?

– А ты что, сомневалась? Одной из главных его героинь!

– Ну тогда расскажите мне, что я за человек?

По опыту могу сказать, что абсолютно все люди обожают, когда речь заходит о них.

– Тут, собственно, нечего рассказывать, – начал я. – Ты – здоровая девочка. Твой растущий организм постоянно производит гормоны, и в этом возрасте ты все время находишься под их воздействием. Это совершенно нормально. Ты считаешь, что свободна и сама принимаешь решения, но на самом деле ты всего лишь рабыня органа, похожего на маленькую луковичку.

Судя по всему, она неверно меня поняла и напряглась.

– Да нет же, – поспешил я ее успокоить, – я говорю о гипофизе, который находится у тебя в мозгу.

Обида тут же уступила место насмешке.

– Ну тогда расскажите, как гипофиз управляет мной.

– Он хочет заставить тебя сделать ребенка для продолжения рода, – сказал я.

– Все женщины мечтают о ребенке!

– Да, верно! Но в определенном возрасте. После рождения ребенка гипофиз заставляет интересоваться не столько сексом, сколько кормлением, охраной, воспитанием. И все это длится до менопаузы…

– А после?

– А после диктатор-гипофиз велит женщине стать эгоисткой и интересоваться только собственным комфортом. С точки зрения природы, этот период жизни ничем не отличается от смерти. Ведь женщина уже выполнила свою функцию, продолжила свой род. Ну а сейчас ты находишься в поиске мужчины, который подойдет тебе как отец будущего дитя. Я угадал?