Спал я крепко, но через некоторое время меня что-то разбудило. Время было, должно быть, за полночь. Снизу раздался шорох и легкий шум, будто бы ключ поворачивается в замочной скважине. Затем входная дверь открылась. Я чувствовал это, так как ощутил приток свежего воздуха. Я решил было, что гостья проснулась и решила выйти в сад, но потом понял, что это невозможно: она вряд ли пойдет туда, где находится Керберос. Хатидже-ханым тоже не могла явиться в такой час. У того, кто пришел, были свои ключи, да и Керберос на него не лаял. Это мог быть только один человек, и сейчас он поднимался по лестнице. Я встал с кровати и открыл дверь:
– Добро пожаловать, Мехмед!
22
Андаманское море, монах Порфирио и гора, где нет женщин
Тощий, как всегда, он легко проскользнул внутрь. Печальные глаза, отросшая борода.
– Где ты пропадал столько времени? – воскликнул я. – Как долго тебя не было в этот раз!
– Да, – согласился Мехмед. – Но ведь я постоянно писал тебе, где я. Я знал, что ты будешь волноваться, если от меня не будет вестей. Я тебе даже фотографии присылал.
– Правда, – признался я. – Спасибо, я получал и все твои письма, и фотографии, но на этот раз тебя слишком уж долго не было. Время так быстро проходит.
Он горько усмехнулся, сохраняя тот же грустный вид.
– Да уж, течет, – вздохнул он. – Время напоминает мне реку. А я будто плыву в этой реке. Вода течет сама по себе, я – сам по себе; кто из нас плывет быстрее – я или река; обгоняет ли меня вода, или я обгоняю ее – трудно понять. Реально только одно: бесконечное, вечное течение.
– Но ведь есть отрезок времени под названием жизнь. И он строго ограничен.
– Все относительно! – пожал Мехмед плечами. – Жизнь некоторых видов бабочек, если по скорости деления клеток сопоставить ее с человеческой, равняется восьмидесяти годам. И кто с этой точки зрения живет дольше: человек, который умирает в семьдесят, или бабочка, которая живет только двадцать пять часов?
– Нам с тобой как будто больше не о чем разговаривать, что мы сразу принялись говорить о времени, – заметил я, продолжая стоять в дверях. – Давай, проходи, а наш разговор лучше закончим сентенцией, что прошлое и будущее просто упрямая иллюзия.
Мехмед прекрасно знал, что ко мне не стоит прикасаться, и поэтому прошел в дом, не пожав руку. В общем-то мы и так никогда с ним не жали друг другу руки и не обнимались, как это принято между братьями в Турции. Мы поднялись ко мне в спальню на второй этаж, и он сел в кресло у окна. Я хотел было зажечь свет, но он воспротивился.
– Ой, не надо! Так гораздо лучше.
Я присел на край кровати. Сквозь окно в комнату светил фонарь, и лицо брата с левой стороны было освещено, а с правой стороны пребывало в тени. Мы погрузились в беседу.
Оказалось, что он ездил на Симиланский архипелаг в Андаманском море, состоящий из девяти островов, откуда и были его последние фотографии. Симилан на местном языке, в общем-то, и переводится как «девять». Он пожил там, на одном из островов, где к небу тянутся стволы тропических лесов и водятся обезьяны и слоны. Он плавал в бухтах, где живут акулы, огромные черепахи, а также рыбаклоун.
Иногда лодки привозили туристов, и тогда он прятался в гуще леса до тех пор, пока они не убирались, так что к вечеру остров вновь оставался в полном его распоряжении.
– Чем ты там питался? – поинтересовался я.
– О, чего там только нет! – воскликнул он. – Очень вкусные кокосовые орехи, тропические фрукты, бухты, полные рыбы… Там невозможно остаться голодным.
– Ну а как по ночам?
– Острова объявлены заповедником, поэтому там нет привычных нам бетонных сооружений, но бунгало все-таки есть, вот в одном из них я и ночевал. Я нашел даже небольшую палатку, забытую каким-то искателем приключений…
– Скажи, но зачем тебе потребовалось отправиться на другой конец света?
Мехмед рассмеялся.
– Главная причина тебе известна, – вздохнул он. – Там нет людей.
Конечно же, мне было об этом известно.
От кофе, которым я попытался его угостить, он отказался. Засиживаться не собирался, планировал немного посидеть и уйти, его ожидало такси.
– До путешествия на острова ты побывал в каком-то необычном месте, – вспомнил я. – Помню твои фотографии. Кажется, там были какие-то монастыри.
– Да, монастыри на горе Афон. Я прожил там некоторое время. Сначала в монастыре Ксенофонт, а затем в монастыре Симоноперта, который стоит на высокой горе. Чтобы добраться до этого монастыря, нужно карабкаться четыре часа.
Мне стало очень любопытно.
– А в монастырь ты зачем пошел?
– Ты и на этот вопрос ответ знаешь, – улыбнулся он, а потом добавил: – Потому что там нет женщин. Уже несколько сотен лет женщинам запрещено ступать на гору Афон. Даже монахини туда попасть не могут. И животные женского пола. Например, там выращивают петухов, но там нет куриц, хотя это как раз кажется нелогичным, потому что домашних животных можно контролировать, а вот что ты поделаешь с дикими животными, с дикими птицами, что залетают на гору Афон?
– Неужели там в самом деле нет женщин? – я был удивлен.
– Нет. В самом деле нет.