Не обращая внимания на растерянную женщину, я сбежал вниз по лестнице и вернулся с шофером.
По дороге я поведал ему о своей проблеме. Рассказал, что ищу Ольгу Павловну, что отец ее был офицером и прежде они жили в том доме. Я вновь нажал на звонок, открыла та же женщина. Водитель перевел мои слова, однако ее грустное выражение лица и отрицательный жест головой лишили меня последней надежды. Их семья вселилась в эту квартиру примерно год назад, ее муж был капитаном, прежних жильцов они не знают. Кто такая Ольга, где она находится – у нее нет ни малейшего представления.
Из района, где жили офицеры, я ехал сильно разочарованным. Тем не менее я описал водителю место, где была наша стройка, подозревая, что и там меня ждет большое разочарование. Я оказался прав: на месте стройплощадки и общежития для инженеров был большой современный квартал, почти город. Я вновь пообещал водителю хорошее вознаграждение и сумел убедить его пойти узнать, не остался ли кто-нибудь из представителей строительной компании. Может быть, фирма оставила хотя бы небольшой офис поблизости?
Когда водитель ушел на поиски, я принялся бродить между новыми домами, утопая по щиколотку в снегу. Я смотрел на новые жилые дома, на которые мы потратили столько труда, и вспоминал счастливые дни, которые мы проводили здесь с Ольгой и с тобой. Людмила оставалась для меня большой загадкой. Вскоре вернулся водитель и сказал, что никого не нашел.
Тогда мы вновь по скрипучему льду, пробираясь сквозь снежный туман, вернулись в Минск. В Борисове делать было больше нечего. Все ответы были в Москве, и мне следовало поехать туда как можно быстрее. Однако в тот день самолетов в Москву больше не было. Мне пришлось остаться на ночь в Минске, а утром сесть на первый самолет. Водитель, который начал уже сочувствовать моему бедственному положению, отвез меня в тот самый отель, где мы бывали раньше.
В отеле сотрудник стойки администрации заговорил со мной по-русски. Должно быть, он принял меня за монаха, огромное количество которых внезапно появилось в бывшем Советском Союзе.
Та ночь для меня прошла очень трудно. Каждый угол, каждый коридор гостиницы и ее особенный запах, проникавший везде, напоминал мне те дни. Я попросил себе номер «308», ту самую комнату, где мы с Ольгой впервые спали в одной кровати.
Я сидел в баре на первом этаже и пил водку. Там больше не было веселого музыканта с танцующим пианино. В баре было тихо, никто не играл песню «Via Con Me».
Изрядно напившись, я поднялся к себе в номер. Долго вспоминал нашу первую ночь, Ольгины слезы, то, как позвонил тебе, то, как мы позвали Людмилу. Что затеяла эта женщина? Что было причиной такой ненависти ко мне? С какой целью она все это сделала? Но самым главным оставался вопрос: переводила ли она Ольге мои слова так, как надо?
Следующим утром я улетел в Москву и направился прямо в головной офис нашей фирмы. Как ты думаешь, кого я там нашел? Ну извини, ты и так это знаешь, потому что мы сразу позвонили тебе и ты узнал, что я жив.
Некоторые события в моей памяти совершенно спутаны. Прости меня! Динч меня сначала не узнал, а потом с радостью обнял. Ты знаешь, какие у него добрые глаза: так вот – он чуть не плакал.
– Где ты был, сынок? Где пропадал? Мы все чуть не умерли из-за тебя! – причитал он.
Динч сказал, что, когда стройка в Борисове подошла к завершению, его перевели в головной офис. Теперь он был координатором нескольких больших строек в России. Жена его была русской, и поэтому ему не хотелось уезжать. В России ему гораздо лучше. Я вкратце рассказал Динчу, что со мной приключилось, пообещав, что позже расскажу во всех подробностях.
Братец Динч совсем расчувствовался.
– Аллах-Аллах! Аллах-Аллах! – растеряно приговаривал он.
Оказывается: они искали меня всей фирмой с помощью посольства, пока надежда не пропала окончательно. Людмила уволилась. А где Ольга, Динч не знал.
Потом Динч позвонил в главный офис фирмы в Стамбуле, спросил, как разыскать тебя. Так мы узнали о тебе, что ты переехал в Подиму, и получили твой телефон.
Помнишь, как ты растерялся, услышав мой голос в трубке? Ты даже какое-то время не мог ответить».