История моей измены (ЛП)

Миша забыла о другом мужчине. Присутствие Таля делало ее глупой. Она хотела отступить, но Таль обнял ее и прижал к себе. Он кивнул своему другу.

— Миша, это Клаудио Руиз, мой напарник. Вроде того. Все зовут его Руизом, — представил их Таль.

—Тыта самая цыпочка? — уточнил Руиз.

Миша покраснела и снова попыталась оттолкнуть Таля. Вероятно, он все рассказал о ней своему другу, о том, чем они занимались.

— Единственная и неповторимая, — пробормотала она, отрывая от себя руку Таля.

— И, слава Богу, если бы ты была не единственной, я бы, вероятно, больше никогда не увидел своего «напарника», — поддразнил Руиз.Он улыбался и смеялся, но под этим крылась суровость. Его глаза совсем не улыбались и пристально разглядывали Мишу.

Я ему не нравлюсь.

— Простите, я не пытаюсь быть Йоко, — заверила она(прим.: Йоко Оно — японская авангардная художница, певица и деятель искусства, вдова Джона Леннона. Многие винили ее в распаде The Beatles).

— О, нет, просто он столько о тебе говорит. Очень много. Не переставая. Не затыкаясь. Я не могу вставить ни слова. Не… — затарахтел Руиз.

Таль отвесил ему подзатыльник.

— Заткнись, Руиз. Дай нам двадцать минут, и мы встретимся в баре, — внезапно сказал Таль и свободной рукой выхватил из руки Руиза спортивную сумку.

— Что? Но я думал, ты хочешь… — запротестовал его напарник.

— Нет-нет, все в порядке, Таль, можем встретиться потом. Я просто хотела поздороваться, правда… — вмешалась Миша.

— Тихо, — рявкнул Таль. Все замолчали. — Миша, ты никуда не пойдешь, кроме как наверх. Руиз, с нашей проблемой мы разберемся позже. Встретимся здесь через двадцать минут.

Потом Таль практически потащил ее в лифт.

— Честно, повеселись со своим другом. Я не пытаюсь быть «такой цыпочкой», я просто хотела поздороваться, — быстро сказала она, как только они остались одни.

— Я хочу, чтобы ты была «такой цыпочкой», и ты сделаешь гораздо больше, чем просто «поздороваешься», — заверил он ее.

Он провел пальцами по волосам и мотнул головой. Во все стороны полетела пыль — его черные волосы выглядели с проседью.

— Чем вы занимались!? — спросила она, снова блуждая взглядом по его одежде.

— Хммм, ты не хотела бы знать, — поддразнил он, хватая ее за бедра и притягивая к себе.

— Нет, хотела бы. И перестань меня лапать, ты весь в грязи.

— Ой, брось, ты любишь меня грязного, — проворковал он, наклоняясь, чтобы укусить ее за ухо.

— Грязного, а не чумазого. Ты противный, — заявила она.

— Грязный, порочный, противный, непристойный; я — человек многих талантов, — прошептал он, проводя языком по раковине ее уха.

Он выглядел так, будто катался в яме с засохшей грязью, но когда он поцеловал Мишу, она его не остановила. Не могла ему сопротивляться. Прикажи он ей встать перед ним на колени — в лифте, каким бы грязным он ни был, — и она сделала бы это, не раздумывая.

Почему жизнь не может быть похожа на грязного мужчину, который хорошо целуется?

***

— Я не нравлюсь твоему другу.

Прошло уже около сорока пяти минут, когда Таль и Миша спустились вниз.

— Дело не в этом, он просто… замкнутый, — попытался объяснить Таль.

— Я не нравлюсь твоему «замкнутому» другу, — повторила она.

Он закатил глаза.

— Он тебя не знает, как же он может составить о тебе какое-либо мнение? — заметил он.

— Хм, это называется «осуждение». Из-за… ну, знаешь… моей проблемы, — заикаясь, пыталась объяснить она. Они по-прежнему избегали слова на букву «б».

— Ах, «моя проблема», как чудесно. Как раковая опухоль, — усмехнулся он, хотя прозвучало сердито. Зло.

—Не смешно,— огрызнулась она.

Майк был абсолютно невинной жертвой ее небольшой интрижки. Ну, не такой уж и небольшой, вполне даже значимой, — и от этого стало только хуже. Она не позволит ни Талю, ни кому-либо еще говорить о нем столь пренебрежительно.

— Какая ранимая. Инет, причина не в этом — у Руиза нет морали, я почти уверен, что онпредпочитаетзамужних женщин. Просто он беспокоится, что ты слишком меня отвлекаешь, — сказал Таль.

Миша прикусила нижнюю губу.

— Отвлекаю? Но я не хочу доставлять тебе неприятности, — заверила она.

Внезапно он грубо схватил ее за задницу и прижал к себе. Видимо, Таль предпочитал, чтобы она всегда прижималась к нему. Она не думала, что когда-нибудь привыкнет к тому, что кому-то нужно так часто к ней прикасаться.

— Детка, ты — самый большой отвлекающий фактор, который у меня когда-либо был за всю мою жизнь.И мне это нравится. Позволь мне самому беспокоиться о моей работе, — заверил он.

— Было бы проще, если бы я точно знала, чем ты занимаешься.

Они вошли в вестибюль, и он проигнорировал ее заявление, приветствуя своего друга.