История моей страны. Восемь удивительных рассказов о политике реформ и открытости

Это был скандал. Руководство соседних территорий опасалось, что наш «ветер» передачи права на пользование землей крестьянам коснется и их. Поэтому на дороге, ведущей к нашим Шуангану и Хуантаню, в месте, называемом «Скала Хуагуань», установили огромную табличку с гневными словами: «Проезд запрещен, во избежание распространения гнили Шуангана». Это означало, что Шуанган разъеден капитализмом, и тесно примыкающая к Шуангану деревня у скалы Хуагуань выступает последней линией обороны для других деревень. Смех, да и только!

— Что потом? — спросил я.

— Знаете, наши крестьяне говорят, что желание жить похоже на жажду засыхающей рисовой рассады, и оно не исчезнет, если повесить табличку или отдать приказ. Вскоре многие крестьяне из соседних горных деревень Хэтоу, Яньси, Чжанцзяду и других тайком тоже пошли на раздел земли. В наших Шуангане и Хуантане было больше всего выделенных земельных наделов, и это явление стало повсеместным… — гордо говорил о прошлом старый Ван Чжицзян.

— Насколько раньше у вас прошла передача права на пользование землей крестьянам, чем в деревне Сяоган провинции Аньхой? В чем различие между моделями? — спросил я о том, что меня сильно интересовало.

— Передача права на пользование землей крестьянам у нас началась до 1970-х годов, на несколько лет раньше, чем в деревне Сяоган. Точнее, даже на десять с лишним лет! Землю делили, учитывая всех жителей, в отличие от деревни Сяоган, где несколько крестьянских дворов объединялись и использовали систему полной подрядной ответственности.

— А можешь рассказать, как и когда начались разделы земли и подряды крестьян в вашем районе?

— Могу, — сказал Ван Чжицзян. — Впервые я понял, что у нас происходит раздел земли, в 1976 году, когда был заместителем главы района Шуанган.

— Как ты заметил?

Старик посвятил свою жизнь кадровой работе в деревне и понимал, что сначала надо дать пояснения. Он начал рассказывать.

Скажу немного о местном сельскохозяйственном производстве. Тогда поселок Шуанган и волость Хуантань были беднейшими территориями в Линьхае, особенно Хуантань. В основном это горная местность, глухие места, где «небеса — высоко, император — далеко»[27]. Крестьяне там жили за счет производства зерна. Всё, что было выращено, они сдавали государству, которое потом возвращало (перепродавало) им какую-то часть.

После народных коммун землю возвратили коллективу, но крестьянам по-прежнему не хватало средств на жизнь. Поэтому в начале 1960-х годов производственная бригада распределила земли между всеми семьями. Тогда во всех деревнях по всей стране был запрет на передачу крестьянам права пользования землей, и когда наверху услышали, что кто-то делит землю, то потребовали «отрезать капиталистические хвосты».

Летом 1976 года вышестоящее руководство направило меня организовать рабочую группу для поездки в деревню и принять самые строгие меры по отношению к разделившим землю крестьянам. Наказ был такой: «Пока существует Коммунистическая партия, никому не разрешается работать в одиночку». То есть необходимость остановить и на корню уничтожить стремление к ведению личного хозяйства напрямую увязывалась с проблемой сохранения политической власти КПК.

Откровенно говоря, тогда я был готов не на жизнь, а на смерть сражаться со стремлением к индивидуальной деятельности. Когда мы прибыли в деревню, то обнаружили, что разделивших землю и работающих в одиночку крестьян слишком много. Трудно было определиться, с чего начать. Действовали мы круто: схватив нескольких «нарушителей», избили их как помещиков и как тяготеющих к капитализму, под стражей водили их по улицам деревень. Однако все меры оказались бесполезными. С одной стороны, работающих в одиночку людей было слишком много — нельзя было схватить всех разделивших землю и ведущих индивидуальное хозяйство. С другой стороны, сегодня ты придешь к одной производственной бригаде и объединишь все разделенные земли, а завтра твоя группа покинет деревню, и крестьяне снова землю поделят…

Я дал указание членам рабочей группы: вся собранная днем на полях соя должна размещаться для сушки в одном месте, чтобы невозможно было понять, чья эта соя: мол, хочешь работать в одиночку, но не получится. Я думал, что таким способом поставлю крестьян в безвыходное положение. Один из них с улыбкой отвел меня к месту сушки и слегка разгреб ногами слой сои: я увидел пучок рисовой соломы. Затем мы обнаружили несколько небольших камней. Крестьяне нашли способ, чтобы отделить сою семьи Чжан от сои семьи Ли.

Ничего не поделаешь, у них слишком много приемов, и как бы наша рабочая группа не хотела «отрезать хвост», всё было бесполезно. Тогда мы впервые задумались: почему крестьяне так упорно хотят получить землю в личное пользование? Изучая вопрос, мы пришли к выводу: во всех местах, где крестьяне работали на своей земле, их жизнь была лучше, там не жаловались на нищету. И наоборот: в тех деревнях, где не было раздела земли и жители полагались на перепродаваемое им зерно, многие уходили просить милостыню.