История моей жизни

— Любили погромничать — любите и ответ держать!.. — кричит среднего роста человек с широким губастым ртом, наполненным редко расставленными желтыми зубами…

— Вы думаете, начальство на самом деле хочет нам помочь? — задает вопрос длинный и тощий еврей в коротеньких брючках и сам же отвечает, размашисто жестикулируя обеими руками: — Нет, их заставляют это делать студенческие беспорядки и заграничные газеты…

Слушатели вполне соглашаются с оратором и утвердительно кивают головами.

— Э, погодите немного, — продолжает длинноногий. — Усмирят студентов, и нас наградят новым погромом…

— А как же иначе, — слышится женский голос, — ежели еврей — что тесто: его бьют, а он подымается…

— Слушайте, мы отсюда не уйдем, пока…

— Тише! — раздается окрик околоточного, и в широко раскрытой двери кабинета появляется высокий пристав, одетый в новую офицерскую форму.

Сухое лицо с тонкими бачками, золотые эполеты, выпуклая грудь и застывший взгляд широко раскрытых серых глаз заставляют толпу притихнуть.

— Все подавшие заявления должны немедленно разойтись по домам и ждать, когда их вызовут, — отчеканивает пристав. — Вы слышите?!. - громко добавляет он и соединяет у переносья свои темные густые брови.

Толпа шарахается к выходу. Хочу воспользоваться удобным случаем и тоже увильнуть отсюда, но молодой человек в соломенной шляпе, выступавший на площади неожиданно делает шаг по направлению к приставу, смело откидывает назад голову и на чисто русском языке обращается к полицейскому офицеру:

— Разрешите мне на основании сегодняшнего постановления градоначальства сделать устное заявление…

При первых звуках этого голоса евреи останавливаются на полпути и в наступившей тишине с глубоким вниманием прислушиваются к каждому слову. А человек в соломенной шляпе длинными тонкими пальцами поправляет золотое пенсне на продолговатом с горбинкой носу и продолжает:

— Здесь находятся непосредственные участники погрома… Согласно постановлению вы должны их задержать и…

— Кто вы такой? — резко перебивает пристав. — Ваша фамилия?.. Чем занимаетесь?..

Узнав, что имеет дело с частным поверенным, пристав приходит в ярость. Стучит об пол ногой, обутой в лакированный ботфорт, и уже не говорит, а стреляет словами:

— Устраивать сейчас по желанию частных поверенных трибунал я не стану, но могу вам кое-что показать…

Он круто, по-военному, оборачивается к кабинету и делает пригласительный жест рукой.

— Пожалуйте сюда, Николай Христофорович…

В дверном просвете показывается Амбатьелло с перевязанной рукой.

— Вот этого господина, — обращается пристав к евреям, — искалечили не русские люди, а смиренные сыны Израиля… Этим делом займется суд, а пока требую немедленно освободить помещение!.. А не то… — с внезапным бешенством заканчивает пристав и угрожающе запускает руку в глубокий карман синих брюк.

Этого жеста вполне достаточно, чтобы у выхода поднялась паническая давка, а когда выходная дверь захлопывается за последним посетителем, начальник участка, усмехнувшись, вытаскивает из кармана серебряный портсигар и вежливо предлагает Амбатьелло папиросу. Тот благодарит, закуривает и на прощанье протягивает левую руку.

Мы остаемся втроем: пристав, городовой и я.

— Веди его сюда, — коротко приказывает пристав и первым входит в кабинет.

Робко переступаю порог и сталкиваюсь с холодным, жутким взглядом убитого Александра второго. Царь висит на стене во весь рост в широкой золотой раме.

Начальник участка садится за письменный стол, наклоняет коротко остриженную голову над чистым листом бумаги и намеревается писать.

— Ближе, сюда, — тихо говорит он, опуская перо в чернильницу.

Городовой кулаком подталкивает меня, и я подхожу к столу.

— Как звать? Родина? Где паспорт?..

На все эти вопросы я отвечаю дрожащим голосом и не свожу глаз с грушеобразной, ежиком подстриженной головы пристава.

В кабинете тихо. Брюхатый околоточный сидит напротив за своим столиком и что-то вписывает в большую книгу, блики солнца горят на сапогах и бакенбардах Александра второго.

— Откуда родом? — все тем же спокойным и приятным голосом переспрашивает пристав.

— Не знаю, — шепотом отвечаю я.

— Что?.. Не знаешь?!.. Тараненко, слышишь?.. Непомнящего изображает…

Околоточный с шумом отодвигает стул, подходит и внимательно вглядывается в меня.

— Э, тай я же его знаю! — весело говорит толстяк. — Вин у Бершадских зазывалыщжом жил!..

— Ах, чертово семя! — добродушно перебивает пристав. — Такой маленький, а уже Ивана Непомнящего разыграть хочет… Была ведь у тебя метрика?

— Была.

— Откуда ее получил?

— Из Свенцян…

— Свенцяны, говоришь… Гм, где это?.. Дай-ка маршрутную, — приказывает он околоточному.

Пристав раскрывает большую книгу, водит указательным пальцем по строкам и повторяет про себя: «Свенцяны, Свенцяны…»

Обстановка самая мирная и ничего худого не предвещает. Во мне крепнет уверенность, что меня отпустят.