Было, однако, одно соображение, говорившее мне против назначения Сухомлинова: я его признавал легковесным, недостаточно вдумчивым, но считал, что этот недостаток с избытком возмещается положительными качествами; важнее всего я считал в то время заботу об организации главного управления. С этим делом Сухомлинов несомненно справится, а затем он может уйти в Государственный Совет, и на его место легче будет найти подходящего человека.
Сухомлинов уже через две недели вступил в должность; как докладчик он был весьма хорош: понимал указания с полуслова, докладывал сжато суть всякого дела; так же он докладывал в моем присутствии государю.
В начале лета оставил должность начальник Главного штаба Эверт, всегда стремившийся в строй и получивший корпус. На его место я взял Мышлаевского, бывшего дежурным генералом. Мышлаевского я знал мало, но знал, что он человек способный, профессор Академии; затем, мне его расхваливал И. В. Мышлаевский мог хорошо управлять Штабом, но в нравственном отношении он себя показал неважно. Приведу оставшиеся у меня в памяти два инцидента, рисующие его в этом отношении.
Осенью, когда надо было созвать Высшую аттестационную комиссию, уже под моим председательством, Мышлаевский мне сказал, что Комиссия эта стала многим ненавистной, и теперь она могла бы начать судить о лицах менее строго – пусть видят, что строгость зависела от бывшего председателя! Совет этот был несомненно доброжелателен; но если бы я ему последовал, то это было бы подлостью, так как именно я всегда настаивал на всевозможной строгости в решениях Комиссии; если Комиссия стала ненавистной, то это не должно было служить основанием ни для изменения образа ее действий, ни для переложения ответственности за нее на чужие плечи!
Мышлаевский в это время затеял развод со своей женой и ему понадобились на это деньги, тысяч пять или шесть. Он обратился ко мне с просьбой о пособии, отлично зная, что я из обыкновенных источников не мог дать ему такового пособия, а потому просил дать ему таковое из секретного кредита в сто тысяч рублей, данного военному министру для противореволюционной пропаганды в войсках. Расходы из этого кредита на рассылку газет и книг шли по Главному штабу, и мы вдвоем, вероятно, могли извлечь из него нужную сумму; но я смотрел на этот кредит как на сумму, вверенную мне лично, хотя и в полное распоряжение, но под честное слово, поэтому поползновение Мышлаевского меня возмутило, и я ему категорически отказал.
Оба этих инцидента обрисовали мне Мышлаевского как человека беспринципного, на которого ни в чем полагаться нельзя, и мои отношения к нему остались поэтому довольно холодными. Между тем по Главному штабу приходилось провести весьма серьезные мероприятия. Среди них на первом месте надо упомянуть об увеличении содержания офицерским чинам.
Прибавка содержания намечалась всем строевым офицерам ниже командиров отдельных частей, врачам и духовенству; затем, по моему личному указанию, в том же законопроекте проводились еще две меры: значительно увеличивались суточные за время лагеря и маневров и назначались особые пособия вновь производимым офицерам. При бывшем тогда несуразно малом размере суточных участие в лагерном сборе или маневрах было для офицеров разорительно, а это часто заставляло семейных офицеров уклоняться от этих занятий, тогда как во флоте, наоборот, морское довольствие за участие в плавании значительно улучшало содержание офицеров и заставляло их стремиться попасть в плавание. Очевидно, что флотский порядок был правилен и разумен, поэтому оставалось только подражать ему.
Пособия полагались при производстве в офицеры собственно на обзаведение офицерским обмундированием; но, кроме того, необходимо было выдавать хоть небольшие средства на обзаведение предметами домашнего обихода, а равно снабжать офицеров при производстве – шашкой, револьвером и биноклем, дабы эти предметы у всех офицеров были хорошего качества.
В Государственной Думе проект встретил полное сочувствие. Для уменьшения расходов в 1909 году, увеличение суточных денег предположено было отложить до 1910 года, но в комиссии (а затем и в Думе) прибавка содержания духовенству была отложена, а суточные были увеличены с 1909 года. Чтобы достичь этого, комиссия совершенно искусственно урезывала наши исчисления, прося меня против этого не возражать ввиду того, что если бы исчисленных денег не хватило, то нам все равно должны были додать недостающие. В заседании Думы 15 декабря я горячо говорил в пользу немедленной прибавки содержания и военному духовенству, но без успеха.
В Государственном Совете думский законопроект прошел вполне гладко, и 1 января был объявлен по военному ведомству. Удовлетворяя одну из настоятельных нужд армии, он имел для нее громадное значение.