История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Я послал записку председателю правления Ростову, что в Панфилихе надо провести заседание правления с участием всех коммунаров этого отделения. Он на другой день приехал вместе с одним членом правления, а третий был на месте, так сказать, глава нашего отделения, некто Зарубин. Между прочим, семья его была самая грязная и вшивая, на нем самом, когда он приходил в столовую, вши в открытую ползали по одежде.

На заседании этом я выступил с речью, как мне казалось, достаточно убедительной, чтобы заставить правление зашевелиться. Я даже сказал, что такое явление граничит с контрреволюцией: мол, этим мы подрываем идею коллективизации. Потянет ли окружающее население в колхозы, если оно узнает, что мы не в состоянии избавиться от вшей?

Приняли довольно решительное постановление, но оно так и осталось на бумаге, никаких мер не было принято. А на нас после этого соседи стали смотреть косо. Над Ольгой в яслях зло смеялись, если она принималась выискивать на детишках и бить вшей: «Э-э, голубушка, какая ты чистюля к нам приехала. Ничего, матушка, поживешь в коммуне, так привыкнешь. У нас тоже раньше не было их, вшей-то, а теперь вот привыкли». Заходя к нам в комнату посидеть, коммунарки спокойно, не стесняясь, доставали время от времени насекомых из-за ворота и били. А одна, по фамилии Бедина, имела привычку брать вошь на зуб: раскусит, выплюнет и, как ни в чем не бывало, продолжает разговор.

Я понял, что никакие мои убеждения здесь не подействуют, что пробудить в этих людях стремление к радостной, культурной жизни не в моих силах. Не успев обжиться, я увидел, что необходимо уезжать и отсюда.

Между тем с первых же недель меня без всяких формальностей кооптировали в состав правления и назначили культурником[482]. Ростов сказал мне, что я в любое время могу брать лошадь и ехать в то или другое отделение, чтобы проводить беседы. Первые разы он в таких поездках сопровождал меня сам, но каждый раз оказывалось, что коммунары, хотя и были оповещены, и не думали собираться. Тогда он собирал их своей председательской властью. Но что было толку, когда люди собраны таким путем?

Все же некоторых мне удалось заинтересовать, особенно антирелигиозными беседами, задавали довольно толковые вопросы. И кто знает, не случись то, что случилось, я, может быть, и сделал бы что-нибудь в этой коммуне.

Правление коммуны заседало «сессиями», по несколько дней кряду. В одной такой сессии я участвовал в течение двух дней и вечеров. Целыми часами сидели над обсуждением глупейших вопросов, например, над разбором разных «актов». В коммуне вообще была какая-то актомания. Все коммунары, особенно руководители, помешались на актах. Поругались, скажем, два соседа — надо, говорят, составить акт и т. д. Помню, тогда разбирали акт о том, что коммунарка Аристова вышла на улицу босиком. При разборе она должна была присутствовать, поэтому сидела и ждала, когда будут разбирать ее «вопрос». Сидели и другие коммунары в ожидании своей очереди.

Обсуждение проходило так. Председатель правления Ростов брал слово и говорил долго и внушительно, а то и грозно, явно кого-то копируя: он был членом райкома и видал, как говорят на заседаниях важные люди. Потом предлагал высказаться другим, но другие ограничивались подобострастным поддакиванием: «Чего тут говорить, товарищ Ростов, вы сказали все правильно». Тогда он, выдержав паузу, начинал с преувеличенной торжественностью диктовать постановление, а счетовод коммуны, похожий на прежнего писаря, записывал, время от времени прося разрешения внести редакционные поправки.

Мне было нестерпимо противно присутствовать при этой дурацкой комедии, и я почти ничего не говорил, хотя Ростов подчеркнуто вежливо обращался ко мне: «А вы, товарищ Юров, что скажете по этому вопросу?» Я отделывался неопределенными ответами, так как сказать то, что мне хотелось, было нельзя. А хотелось мне сказать, что все вы тут собрались мерзавцы, что коммуну вы ведете к окончательному развалу, пускаете коммунарам пыль в глаза, что будто бы занимаетесь делом, а в самом деле переливаете из пустого в порожнее. А вот не заикнетесь о том, что, пока зима, для полей надо заготовить жердей, а то весной некоторые участки и засевать нельзя будет, потому что нечем будет их оградить от скота.

Но сказать так значило пойти ва-банк. Ростов был членом райкома, пользовался поддержкой районных руководителей и не допускал ни малейшей критики своих действий. Всякого, сказавшего ему что-нибудь непочтительно, он пугал ОГПУ[483]. Ну и понятно, все молчали или подхалимствовали.