Паводки в пойме бывали только весной. Во всякие ненастья осени вода в Мологе и Шексне прибывала немного, и реки те никогда по осени не выходили из берегов. Что до весеннего половодья, то, хоть оно и приносило с собой много беспокойства, однако никого из тамошних жителей не пугало, люди любили свои места, и никто не хотел покидать их. Деревни в междуречье старались строить на буграх-гривах. Поэтому в иные малоснежные зимы, благодаря которым весенний разлив был небольшой, многие из этих деревень не затоплялись. А вот крестьянские поля, расположенные в большинстве по низинкам, паводковые воды затопляли каждую весну. Но они ж помогали крестьянам тех мест на небольших площадях выращивать богатые урожаи хлеба, картофеля, разных овощей. А какие в пойме росли травы! Об этом речь ниже.
Вешняя вода в пойме скапливалась сначала в низинах, где рос лес и кустарники. В такое время из лесных чащоб выходило на открытые поляны, на гривы лугов зверьё. Волки, лисицы, лоси, медведи заранее чувствовали опасность и ещё до наступления водополицы уходили из лесов. Их отступления не раз видели люди. Вообще, эти животные часто показывались междуреченцам во все времена года. То же и зайцы, горностаи, хори, ласки, куницы, кроты, мыши и другая мелкая живность, которая обычно предпочитала вести «подпольный» образ жизни, в водополицу вынуждена была показаться людскому глазу. Делали они это не сразу: отсиживались в норах до последней, крайней черты. Весенний паводок заставал их словно врасплох. Выгнанные наконец из лесных чащоб и нор на свет Божий, они метались, ища спасения. Бывало, на одной небольшой гривке находили прибежище сразу несколько зайцев. Николай Алексеевич Некрасов своё стихотворение «Дед Мазай и зайцы» сочинил, наверное, под впечатлением увиденного половодья если не в Молого-Шекснинской пойме, то где-нибудь поблизости от неё. Зайцы отчаянно спасались от воды, проявляя при этом завидную изобретательность: забирались на развилки деревьев, пристраивались на пнях и кочках, ватагами прибегали к деревням. Любимое развлечение деревенских мальчишек во время водополицы — беготня за зайцами. Сняв с себя шапки, пиджаки, стоптанные сапоги, они босиком носились за зайцами, загоняя их палками на бугры.
Спасаясь от разлива, ласки, хори, горностаи и полевые грызуны забирались на деревья, скапливались на плавучих островках из хлама и прелых листьев, вытянувшись лежали на плавающих в воде палках и сучковатых валежинах. На каждом плавающем предмете усаживался либо один зверёк, а чаще — по нескольку сразу. Оттаявшие после зимы лягушки, земляные жуки, божьи коровки и множество других насекомых цеплялись за всякую малую травинку, плавающую на поверхности воды. Всё тамошнее зверьё, все букашки-таракашки терпеливо пережидали половодье, словно бы знали, что разлив скоро пройдёт и вновь наступит лучшая пора для гульбищ, размножения и сытой жизни.
Во многих местах поймы росли мощные дубы-великаны. В безветренные дни водополицы их тёмные стволы с раскидистыми кронами, отражаясь в воде, были похожи на загадочный сказочный мир. Ветвистые кроны безлистных дубов над паводковой водой казались огромными шарами, отражавшимися в зеркальной глади. На горизонте, где небо и вода сливались в одну ровную черту, дубы напоминали гравюры лесного пейзажа, сделанные рукой искусного мастера и отражённые до мельчайших подробностей паводковой водой.
Дубы привлекали тетеревов. По утрам и вечерам тетеревиные стаи гнездились в кронах: птицы сидели на дубах, как на стогах сена; вытягивая шеи, они издавали шипящие звуки и кивали головками. Тетеревиные токования не прекращались с приходом весеннего разлива. Свои свадебные игры чёрные петухи переносили на вершины деревьев, растопорщив крылья, веером распустив хвосты, тетерева распевали там свои песни. Курочки-тетёрки рассаживались неподалёку от своих женихов и, бойко клокая, посматривали на них. А те, опустив головы к воде, всматривались с дубовых сучков в её гладь.
В водополицу, бывало, отъедешь на осиновке-долбленке недалеко от деревни, глянешь вокруг и не сразу поймёшь, где находишься — так сильно в тихую погоду вешняя вода и весенние краски преображают действительность. Небо и вода, кажется, слились воедино. Избы, дворы, сараи, риги с навесами то ли висят в воздухе, то ли твёрдо стоят на воде, то ли по-старому, как мать поставила, — на земле. Мягкая голубизна неба, распаренный солнцем воздух, окружающий пейзаж, — всё сливалось в едином неповторимом колорите. Длинная полоса затопленного поля на горизонте гармонично вливалась в воздушный поток, и их трудно было отличить по цвету. Только по стоящим невдалеке деревьям, по их отражению в зеркальной поверхности воды человек определял, что под ногами его земная твердь, временно залитая баловницей-весной.