После этого молодица должна была «поздороваться», то есть каждому присутствующему, от моих родителей и до последнего сопляка, поклониться в ноги, а потом поцеловать. Несмотря на все мое отвращение к этому дикому обычаю, я не мог ему препятствовать: это могло бы привести к тому, что гости демонстративно разъехались бы. Поэтому я ограничился тем, что не позволял невесте кланяться мне (от поцелуев, конечно, не отказывался).
Кланяться и целовать гостей нашей стороны невесте, точнее, уже молодице, приходилось в продолжение свадьбы много раз. При этом кланяться нужно было обязательно в ноги, то есть лбом до пола. Кроме поклонов, обязательных по ритуалу, выдвигались предложения гостями для развлечения: «А ну-ко, пусть молодица подаст пива (или водки) и поклонится гостям». И молодице приходилось подавать и каждому в отдельности кланяться в ноги, обращаясь по соответствующему титулу: батюшко, матушка, дедюшка, тетушка, сватонько, сватьюшка и т. д.
Кажется, уже на четвертый день свадьбы кому-то из гостей пришла фантазия, чтобы вместе с молодицей и я поклонился отцу и матери. Создалось очень напряженное положение. Отцу явно понравилось это предложение, ему хотелось показать гостям мою «сыновнюю покорность». Я же был не в состоянии пойти на такое унижение как земной поклон. Отказаться грубо — значило привести отца в бешенство, он мог бы тут же выгнать меня из дому вместе с молодой женой. Ради нее мне пришлось искать выход из создавшегося положения, и я решил просто разъяснить, почему я отказываюсь кланяться и свой взгляд на это дело. Не знаю, насколько это удовлетворило отца и гостей, но скандала не произошло, и больше меня кланяться уже не заставляли.
Зато моей молодой жене все эти дни приходилось кланяться гостям без конца. Мне нелегко было на это смотреть, но ничего нельзя было сделать: что объяснишь и докажешь пьяным? Между тем жена мне только потому, что я с ней посидел и поговорил в дни свадьбы, стала существом близким и дорогим. Сидя с нею за свадебным столом, я, к своему удивлению, не чувствовал своей обычной застенчивости, разговаривал с ней свободно. В то же время я убеждался, что и в ней вырастало чувство ко мне как к самому близкому человеку. Для нас с нею лучшими во время свадьбы были минуты, когда гости, колобродя, забывали о нас, и мы могли без помехи говорить друг с другом. В этом было никогда ранее не испытанное наслаждение, такая близость индивида другого пола нам обоим была невыразимо приятна.
Но приближения первой ночи я ждал с тревогой. Не знавший до тех пор женщины, я боялся, что не смогу выполнить обязанности супруга. После того, как я перемог приступ полового инстинкта еще в 18 лет, он давал себя знать редко и слабо, и я опасался, не получил ли я половое бессилие. Я читал где-то, что это случается при таком воздержании и что после женитьбы это проходит через 2–3 месяца, если подруга окажется достаточно благоразумной и терпеливой. Но не мог же я читать лекцию своей молодой жене на эту тему в первую ночь! Тем более, я знал из тех же книг, что бывают среди новобрачных такие горячие натуры, для которых немыслимо ждать и несколько дней, не только недель или месяцев. А про свою жену я не знал, к какому типу она принадлежит. К моему счастью она оказалась благоразумной, и через несколько недель я получил возможность быть ее мужем в полном смысле этого слова.
Первое время семейной жизни
За время свадьбы и в первые дни после нее мы с женой так полюбили друг друга, что одному без другого нам и один день казался вечностью. Работая в лесу, я целые дни думал только о ней, а вечером и она говорила, что «насилу день скоротала».
Меня это наводило на размышления такого рода. Вот в силу сложившихся обстоятельств мы сошлись с Дунькой как муж и жена, и выросшие чувства заставляют думать, что будто бы мы и рождены были друг для друга, нам теперь жизнь казалась немыслимой одному без другого. А между тем ведь это же было бы, если бы я женился и на какой-нибудь другой девице, тем более на Марии Николаевне или Лене, знакомых по Питеру, о которых у меня остались самые хорошие воспоминания. Но теперь-то мне казалось, что именно только эта, с черными, глубокими глазами и важной походкой, Дунька Паши Сивого, только она и могла быть моей подругой жизни. Иногда я думал: а если я вдруг умру, неужели она выйдет за другого и будет с ним в таких же близких отношениях? От такого предположения меня бросало и в холод, и в жар. О себе же я думал, что если бы случилось такое несчастье, что она умерла бы, то я уже больше не был бы способен сойтись ни с какой женщиной. Позднее, когда мы с ней проводили целые ночи без сна, в разговорах она мне высказала точно такие же свои мысли. По-видимому, это свойственно каждому нераспущенному человеку на заре общения с другим полом, независимо от развития.