Подойдя к кабану, он стал разделывать его при помощи своего оружия. Когда он почти закончил свой труд, по следу собак пришли двое мужчин, один с дротиком, а другой с пастушьим посохом в руках. Подойдя к дикарю, один из них сказал:
– Добрый человек, этот кабан по праву принадлежит нам, так как его настигли наши собаки.
На это дикарь ответил столь неистовым ревом, что он, благодаря эху, наполнил собою всю долину; услышав его, из той же пещеры вышло еще одно человеческое существо, оказавшееся женщиной и державшее в руках такое же оружие, как и мужчина. Горцы с яростью набросились на двух охотников, оказавшихся Бимардером и Гудиву. Они же, видя свой жребий, приготовились к защите, так как им совершенно справедливо показалось, что дикари не удовольствуются только кабаном. Гудиву кликнул собак, которые сразу же набросились на дикарей, перешедших в наступление. Бимардер преградил им путь посохом и стал отражать их удары. Раз он повернулся так, что удар горца со всей силой обрушился вместо его тела на землю. Прежде чем дикарь вновь успел поднять палицу, Бимардер, держа посох обеими руками, нанес ему сокрушительный удар в руку. Другой рукой горец поразил одну из собак, вцепившуюся ему в ногу, причем так, что сразу отсек ей все четыре лапы.
Тут Бимардер подоспел с новым ударом, и горец не успел поднять палицу, как получил удар в бедро. Но и самому Бимардеру пришлось нелегко, ибо дикарь, пользуясь тем, что он стал к нему боком, ранил его в обе ноги. Тогда Бимардер нанес ему смертельный удар в голову. Тут, обернувшись к Гудиву, он увидел, что горянка смертельно ранена дротиком в живот, а сам Гудиву скорчился от боли в руке, которую, вероятно, потерял бы, если б не успел предотвратить новое нападение противницы, ранив ее дротиком.
Бимардер сел рядом с ним, пытаясь остановить у него кровотечение. Тут подоспел и паж, который, спрятавшись в другом конце долины, видел все сражение. Когда оно закончилось победой Бимардера и Гудиву, он подошел к ним поближе и, узнав рыцаря, бросился к его ногам, плача и приговаривая:
– Не знаю, сеньор, что за доля вам выпала, если вы решили так изменить свою жизнь, проводя ее столь бессмысленно и расточая столь непозволительно щедро, на потребу каждому, кто бы об этом ни попросил.
Бимардер взглянул на него и, хотя и с удивлением, узнал его, неверно его понял и сказал:
– Не надо сейчас об этом, это причиняет мне большую боль, чем мои раны, но помогите мне перевязать их, так как мне бы хотелось пожить еще, чтобы испить свою чашу до дна.
Паж и Гудиву попытались перевязать ему раны, оторвав рукава от своих рубашек, и паж все время плакал, видя, как неузнаваемо изменился Бимардер. Он же посмотрел на юношу и не стал с ним говорить о прошлом, так как настоящее убило в нем всякую память о былой радости. Пытаясь скрыть свою боль, он спросил:
– Как вы узнали, что я здесь, и зачем вы разыскиваете меня? И паж ответил:
– Судьба привела меня туда, куда я и не чаял попасть, и я видел все ваше сражение, в том числе и то, как на крик дикаря из пещеры выбежала его подруга с ребенком на руках. Ребенка она потом отнесла назад в пещеру и вышла с оружием в руках. Я решил дождаться конца этого поединка, еще не зная, что увижу вас.
– Пойдемте, – сказал Бимардер, – посмотрите, что там в пещере, и принесите ребенка, а потом я расскажу вам о себе.
Паж вошел в логово дикарей и увидел там множество шкур, чему весьма подивился. Взяв на руки ребенка, он вернулся к Бимардеру, который сидел один рядом с собакой, так как Гудиву пошел к часовне сказать дяде, чтобы тот приехал за Бимардером на ослике, ибо раны в ногах мешали рыцарю идти. Увидев ребенка, Бимардер с удивлением сказал:
– В другое время я бы взял тебя на воспитание, чтобы увидеть, может ли просвещение изменить человеческую природу, но лишенный жизни уже не может дать ее никому.
– Вы зря так говорите, – сказал паж, – и зря так плохо думаете об Аонии. Я должен рассказать вам о ней, а также и о той, кого вы оставили. Знайте, что она жаждет вас видеть и нисколько не виновата в том, что над нею учинили силою, и вы бы стали во всем винить самого себя, если бы знали, как вы были не правы, оставив ее.
– Нам бы надо, – сказал Бимардер, – поговорить о многом, но сейчас прежде всего я хочу рассказать тебе о себе. И должен сказать, что не могу тебе объяснить своего поведения в отношении этих женщин. Так было угодно судьбе, и я лишь выполнил ее предначертание. Не требуй, чтобы я поступал разумно, ибо у меня более нет разума, который бы позволил мне трезво оценить собственные деяния. Но расскажи мне все, что знаешь о моей госпоже Аонии, так как раз я не успел утаить от тебя начало нашей любви, то тем паче не стоит скрывать ее конца.
Паж рассказал ему все, что узнал от Инеш. Бимардера не радовала мысль о том, что Аония оказалась во власти другого, однако его утешало, что вышла замуж она против своей воли, хотя он начинал сомневаться в этом, когда вспоминал, как она выглядела в день свадьбы. Впрочем, он готов был простить ей все и винить во всем самого себя.