Хотя у Батыя не было постоянных гарнизонов на севере Руси, он заставил Новгород платить дань. После 1254 года серия переписей установила, сколько русские должны платить налогов и выделять солдат, и разные судьбы двух русских князей стали уроком всем вассалам монголов. Даниил Галицкий, гибкий и осторожный правитель, старался успокоить хозяина. Он одел войско в монгольскую форму, посетил Батыя в лагере как проситель и, выпив кумыса с ханом, объявил о своей преданности законам и обычаям завоевателей. Михаил Черниговский, упорный и несгибаемый человек, согласился пройти между двух очищающих огней, но наотрез отказался пасть ниц перед образом Чингисхана и был казнен. Лояльность Михаила в любом случае представлялась сомнительной, поскольку он был беженцем на Западе, а его сын женился на венгерской принцессе. Ссора между Батыем и Гуюком могла пробудить у русских надежды на независимость. Восточные князья, Ярослав и его сын Александр Невский, связывали с великим ханом расчеты на ослабление давления на них его врага. Ярослав, великий князь Владимирский, посетил инаугурацию Гуюка и был отравлен в Монголии. Его сын Александр Невский в 1247 году отдал почести Гуюку и был назначен им князем Киевским. Западные князья, в первую очередь Даниил, ждал военной помощи с запада. Избрание Мунке и фактический раздел империи между ним и Батыем уничтожили надежду использовать Сарай против Каракорума. Теперь русскими делами занимался только Батый, точнее, его сын Сартак, и, когда Даниил, которого Карпини уговорил принять господство папы, подчинился Риму и Иннокентий IV признал его царем, тот с горечью отметил, что получил корону, хотя ожидал армию.
Батый продолжал терроризировать Европу, и попытки папы Иннокентия и короля Людовика укротить варваров не имели успеха. Но зато появились признаки укрепления положения христиан-несториан при монгольском дворе. Сем-бат из Армении в 1247 году был весьма любезно принят Гуюком, как посланец его брата Хетума, давно считавшего себя преданным вассалом хана. На обратном пути Сембат в апреле 1248 года отправил из Самарканда письмо Генриху Кипрскому, в котором утверждал, что «тартары» созрели для обращения, а сын Батыя Сартак уже принял крещение. Смерть Гуюка в 1248 году и дерзкий ответ Огул-Гаймыш послу Андре де Лонжюмо в 1250 году слегка умерили пыл французского короля. Тем не менее катастрофический итог его крестового похода в Египет, во время которого он сам попал в плен к мусульманам, и, возможно, подсказка или пример царя Армении Хетума заставили его возобновить попытку привлечь монголов на свою сторону против сарацин. Он решил установить контакт с Сартаком и через него повлиять на высшее руководство в Каракоруме. Для этой цели Людовик выбрал Гильома де Робрука, фламандского францисканца, которому была поручена не официальная дипломатическая, а своего рода исследовательская миссия. Он должен был выступать обычным распространителем веры. Такая предосторожность позволяла избежать унизительного отпора и одновременно беспрепятственно собирать информацию, которая позволила бы христианским князьям судить о намерениях монголов и определить, какая степень поддержки может потребоваться для будущего крестового похода против ислама. Брат Гильом был брошен в ту же воду, что и Карпини. Смелый, умный и наблюдательный человек, он впоследствии составил простой, прямой и яркий рассказ о своем путешествии, давший нам незабываемую картину монгольской Азии в середине XIII века. Его рассказ, во многих отношениях превосходящий Карпини, намного менее известен. Он цитировался некоторыми авторами, но полный текст был опубликован только в 1839 году вместе с рассказом Карпини.