Но что мне было там делать, как не выспаться, не купить на зашитые в брюках керенки у милейшего больничного сторожа кое-какую одежонку и, прочитав в «Известиях» свою фамилию в списке расстрелянных, не сесть в трамвай и поехать в одну гостеприимную русскую квартиру, откуда потом я скоро уехал на Юг…» (См.: Красный террор в Москве. М.: Айрис-Пресс, 2013. С. 257-258). И действительно, к Солдатенковской больнице подходили трамвайные пути, а сторожем(привратником) тогда работал Алексеев Борис Павлович, который работал в больнице с 4 ноября 1915 года, который в июле 1919 года, как и многие работники больницы, переболел сыпным тифом. Даже, находясь на лечении, спасшийся от расстрела не был в безопасности, так как ходынский инфекционный госпиталь, который в 1929 году вошел в состав Боткинской больницы, превратили в тюремную лечебницу (См.: Красный террор в Москве. М., 2013. С.7.), которая кроме бельевой и кухни находилась на полном обслуживании больницы К. Т. Солдатенкова (МФ. Наша больница. Исторический очерк. Рукопись. Л. 12).
Среди многих тысяч, взятых в заложники и находящихся в заключении, оказался и старший брат Ф. А. Гетье Александр Александрович Гетье. Брат Федора Александровича после окончания Имперского Московского технического училища в 1887г. стал преподавателем Московского Высшего технического училища (известного сегодня как институт имени Баумана), заведовал чертежным бюро на заводе Густава Листа (в советское время – завод «Борец»), а позже руководил его техническим бюро.
Благодаря вмешательству Луначарского, и самого Ф. А. Гетье Александр Александрович был освобожден. А. А. Гетье получил возможность занимался проектированием насосов, паровых машин, разрабатывал оригинальные конструкции, превосходившие зарубежные аналоги. Но перед этим Феликс Дзержинский, имевший обыкновение лично допрашивать тех, о ком просили кто-либо из высокопоставленных большевиков, имел встречу с преподавателем Московского Высшего технического училища. О чем договорились, неизвестно. Но вскоре в списке пациентов главного доктора появился еще один высокопоставленный революционер.
Вся тяжесть сложившихся обстоятельств обрушила на коллектив Солдатенковской больницы груз тяжелейших страданий и испытаний. Погода также взбунтовалась. Зима 1917-1918 гг. выдалась крайне снежной. Больница утопала в снегу, который убирать было некому. Рабочих рук не хватало. «А что делать в поле за воротами больницы трудно теперь себе представить» – делился воспоминаниями двумя десятилетиями спустя Ф. А. Гетье со своими коллегами (См.: Выписки из доклада: рукопись. Л. 1). Вечером дорога из больницы до Петроградского (Ленинградского) шоссе не освещалась. В связи с этим В. Н. Розанов рассказывал коллегам, что, возвращаясь домой около полуночи пешком в метель, он сбился с дороги и залез по пояс в сугроб. Несмотря на большую физическую силу, он около часа выбирался из сугроба. (См.: А. Н. Шабанов, Б. Л. Осповат, И. Б. Богорад. В. Н. Розанов / Выдающиеся деятели отечественной медицины и здравоохранения / М. 1981. С. 26.).
Отсутствие в Москве работающего общественного транспорта и те же зимние сугробы закрыли доступ в Солдатенковскую больницу раненым во время вооруженных столкновений в городе. Рабочая обстановка хирургического корпуса, которая показана в коротком очерке А. Д. Очкина представляла собой мрачную картину: «Голодный персонал, усталый от ежедневных переходов по сугробам и большого километража, работа в холодном помещении с мытьем рук без мыла в ледяной воде. Врачи, в различного фасона валенках, всевозможных фуфайках, сняв верхнюю разномастную одежду и, сложив неизменный атрибут своих походов от дома к местам службы, – мешки, в которые с вожделением прятались мороженная картошка, концы гнилых сельдей и мифические колобашки, именуемые хлебом, приступали к работе. Красные, как гусиные лапы, руки хирурга обогревались в брюшной полости оперируемых в операционной и из вскрытого живота исходил пар» (МФ. А. Д. Очкин. Краткий очерк по организации и работе хирургического отделения больницы имени доктора Боткина в Москве с 1911г. по 1947 г. Л.4.).