История народа хунну

Но и положение Тоба Дао было нелегким. Кормить войско было нечем, организовать переправу невозможно: кочевники не умели делать лодки. Поэтому табгачский хан счел за благо предложить мир и богатые подарки. Обрадованный император согласился и послал еще более роскошные дары. Торжественно отпраздновав (что праздновали, трудно определить)... Тоба Дао повернул свои войска на север и по дороге сделал попытку взять крепость Хуи. Он бросил на штурм этой крепости телеутов, хуннов, тангутов и тибетцев, крича осажденным: «Убивайте их, если можете; вы окажете мне услугу, уменьшив число разбойников в моем государстве»[902]. Бои шли тридцать дней; крепость устояла и дождалась флотилии речных судов, доставивших по реке Хуай подкрепление и продовольствие. Тоба Дао сжег осадные машины и ушел в свою страну. Преследовать его южнокитайские воеводы не решились.

Гибель тирана

Война 451 г. показала, что сравнительно с эпохой Фу Цзяня II и Север, и Юг потеряли ту пассионарную энергию, которая толкала людей IV века на поступки, ставшие невозможными в середине V века. В самом деле, разве можно было обрекать на гибель хуннов Лю Яо и Ши Лэ или тибетцев Яо Хуна, заявляя, что смерть их пойдет на пользу государству? Да они бы ни минуты не потерпели такого обращения с собой, потому что умели идти на смерть сами – за свое дело, за свое племя, за свою доблесть, а не ради каприза презиравшего их деспота. А в V веке их потомки стали больше бояться «палки капрала, чем штыков противника». Соответственно изменилась и власть. Если Тоба Гуй был табгачским ханом, Тоба Сэ – ханом и императором, то Тоба Дао стал императором Вэй и в то же время оставался ханом, не неся положенных хану обязанностей. Вместо консолидации степных племен долины Хуанхэ он учредил империю с китайской идеологией, где степняки, включая табгачей, лишились всех прав, кроме права на безусловное подчинение царю. Выиграли при этом только те китайцы, которые сумели втереться в милость к монарху и использовать его доверие для своих подлых целей. Таким был гвардейский офицер Цзун Ай, враг наследного принца Тоба Хуана.

Наследник престола зарекомендовал себя как человек смелый и добрый уже потому, что он спас много буддистов от ярости своего отца. Можно было бы думать, что Цзун Ай был даосом и потому возненавидел царевича, но дело обстояло проще: Цзун Ай был всего-навсего мерзавцем. Когда Тоба Дао вернулся из похода и искал, на ком бы сорвать злобу, Цзун Ай обвинил в измене наследника и его друзей. Придворных казнили без суда и следствия. Царевич, «потеряв лицо», кончил жизнь самоубийством.

Такого оборота дела Цзун Ай не предвидел. Скандал получился такой, что к нему обратилось внимание двора и царя. Найти клеветника было просто, но Цзун Ай, пользуясь своим положением дворцового гвардейца, при помощи нескольких сообщников задушил царя[903].

Хан умер, да здравствует хан! Табгачские вельможи предложили возвести на престол принца Тоба Ханя, но Цзун Ай успел тайно договориться с принцем Тоба Ю, пьяницей, страстным охотником и лентяем. Вооружив дворцовых евнухов, Цзун Ай пригласил во дворец министров, и по мере того как они входили, им рубили головы. Заодно Цзун Ай прикончил своих товарищей по заговору и принца Тоба Ханя, а затем возвел Тоба Ю на престол, за что получил титул императорского маршала. Опять китаец-заговорщик захватывает власть в «варварском» царстве – случаев столько, что это уже система.

Дружба нового хана с фаворитом продолжалась недолго. К концу 452 г. они начали тяготиться друг другом, и Цзун Ай приказал дворцовому евнуху убить хана, что тот и исполнил. Но тут вмешался другой гвардейский офицер, Лю Ни, который крикнул толпе народа, что произошло убийство, и провозгласил царем законного наследника – Тоба Сюня. Народ его поддержал, убийцы были схвачены и после многих пыток казнены. Опять получилось так, как во всех описанных нами случаях, за исключением частных деталей.

Но здесь важно другое: взойдя на престол, Тоба Сюнь отменил указ своего деда о запрещении буддизма. Он даже разрешил строить пагоды, хотя и с ограничением: не больше одного монастыря с 40–50 монахами на уезд[904]. Смерть больше не грозила буддистам, и даже сам царь брил голову в знак уважения к «Учению».

И все-таки религиозная реформа Тоба Дао не прошла бесследно для народа. Обрядовые традиции, принесенные табгачами, не восстановились. Конечно, табгачи не превратились в китайцев – сторонников даосизма, но за протекшие шесть лет они перестали обращаться к своим родовым духам и заполнили возникшую в психике пустоту... пьянством. Этот порок поразил больше всего их, не имевших повода бунтовать против своего хана и не хотевших принять чужой образ мысли. Пьянство развилось настолько, что в 458 г. Тоба Сюнь издал закон о смертной казни за самовольное курение вина. Но уже в 465 г. его пришлось отменить[905]: было поздно.