История Наташи Кампуш

Она твердо заявила, что ее отношения с Приклопилем большей частью не подлежат обсуждению, вновь распалив общественный интерес к происходившему на Хейнештрассе, 60.

«Вам не следует говорить со мной столько о господине Приклопиле, ведь его здесь нет, чтобы защищаться. Если мы сейчас будем вдаваться в подробности, то никуда не придем. Бедная госпожа Приклопиль, несомненно, не желает, чтобы публика читала в газетах о ее сыне то, что никого не касается, за исключением разве что полиции».

Говоря о своем побеге, госпожа Кампуш сказала, что она спланировала его в мыслях уже давно.

Да, это так. К двенадцати годам или около того я начала мечтать о том, чтобы вырваться из своей тюрьмы, когда мне будет пятнадцать или же в возрасте, в котором я буду достаточно сильна для этого. Едва это время настало, я постоянно думала о побеге.

Но я не могла рисковать. У него была острая паранойя, и он был хронически подозрительным. Неудачная попытка побега означала бы, что я уже никогда не смогу покинуть свою темницу. Мне необходимо было постепенно завоевать его доверие.

Побег был совершенно спонтанным. Я выбежала из ворот гаража и припустила во весь дух. Впервые я ощутила, насколько я все-таки слаба. Но пока все шло хорошо. В общем, в тот день мой побег оказался удачным, и с точки зрения души, и с точки зрения тела. И у меня не возникло осложнений с сердцем. Я сбежала, когда увидела, что он разговаривает по телефону. В панике я попала в один сад и начала рассказывать о себе людям, но все было тщетно, потому что ни у кого из них не оказалось мобильного телефона. Они лишь пожимали плечами и продолжали заниматься своими делами. Поэтому я перемахивала через ограды разных садов, словно в боевике.

Представьте себе: я едва ли не задыхаюсь, и вдруг вижу открытое окно. На кухне кто-то был, и я заговорила с этой женщиной, попросила ее вызвать полицию.

Было бы лучше, если бы женщина позволила мне позвонить самой, тогда я смогла бы потребовать нужное отделение полиции. Было не совсем здорово, что из-за полиции я прошла перед фотографом, пускай даже и с одеялом на голове.

На вопрос, было ли это частью ее плана, она ответила: «Нет, этого я не намечала. Но мысль об этом была. Есть разница между тем, что планируется, и тем, о чем, так сказать, есть только смутная идея. Это отличалось от планирования. Есть же компьютерные программы для моделирования. Я предвидела будущее, но не проектировала его».

Когда редактор предположил, что она наверняка очень верила в себя, она отозвалась: «Да, конечно. Меня также очень расстроило, когда я узнала, что меня искали с помощью экскаватора у Шоттертейха (водоем на месте гравийного карьера близ Вены). Они хотели обнаружить мое тело. Я просто обезумела, потому что у меня возникло чувство, что, хоть я все еще и жива, меня все равно уже списали со счетов. Это было так безнадежно. Я была уверена, что меня никогда не будут разыскивать снова, что меня никогда не найдут.

Поначалу я все-таки верила, что полиция или кто-нибудь другой отыщет меня, что кто-то видел преступника и свяжет с ним мое исчезновение. Или что появятся какие-нибудь нити, или какой-нибудь соучастник что-то расскажет».

На вопрос, а были ли соучастники, она ответила: «Пока это точно неизвестно, но я уверена, что не было. Насколько я знаю, соучастников не было».

Далее, на вопрос, как она боролась с одиночеством, она сказала: