История - нескончаемый спор

Вот причина, побудившая меня с благодарностью принять приглашение редакционной коллегии «Психологического журнала» выступить на его страницах. Я не буду «наводить мосты» между нашими столь разными дисциплинами. В мои намерения входит лишь посильная демонстрация тех аспектов исторической науки, которые могли бы представить интерес для психологов.

Что же произошло в профессии историков такого, что повернуло их лицом к психологии?

Хорошо известно, что на протяжении длительного времени историки, и не одни только отечественные, концентрировали свое преимущественное внимание на социально-экономических и политических аспектах истории. Марксизм именно таким образом определял задачи нашей науки. Раскрытие «базисных» форм (производства и распределения и обусловленной ими социальной структуры) должно было дать ключ к объяснению исторического процесса в целом, а в качестве его решающего двигателя признавалась политическая борьба, в основе которой усматривали борьбу классов. Развитие социально-экономической истории несомненно принесло свои положительные плоды, но в конце концов породило новые трудности и даже завело нашу профессию в тупик. Заслуживает внимания тот факт, что школы социально-экономической истории, занимавшие столь сильные позиции в первой половине XX столетия, примерно в 60-е годы прекратили свое существование и у нас, и за рубежом.

Внешне этот кризис выразился в том, что произошла смена поколений историков, а новые люди обратились к новым проблемам. Но и те ученые, которые до того занимались экономической историей, стали переходить к иным сюжетам. Ибо внутренние основания кризиса лежали намного глубже. Социально-экономическое объяснение хода истории перестало удовлетворять серьезных историков. Постепенно сделалось ясным, что такого рода объяснительные модели механистичны и не отвечают коренной специфике науки истории. В чем же заключается эта специфика? Здесь придется остановиться на проблемах методологии и гносеологии.

Советские философы потратили немало сил на борьбу с неокантианской методологией в области истории, упустив из виду решающее обстоятельство, а именно то, что Виндельбанд, Риккерт, Макс Вебер теоретически продемонстрировали особенности исторического познания и методов наук о человеке. Они утверждали, во-первых, что в противоположность «номотетическому» («законополагающему») методу наук о природе, направленному на открытие законов, науки о культуре работают при посредстве метода «идиографического»: они ориентированы не на формулирование законов общественного развития (как учит марксизм), но на выявление особенного, индивидуального, неповторимого в истории [6, 26, 27]. Во-вторых, науки о культуре, по их мнению, в принципе не могут быть свободны от ценностного подхода; выбор тем исследования и способ их рассмотрения в конечном счете связаны с системой ценностей исследователя. В-третьих, историк неизбежно строит модель исторической действительности и с помощью этой модели — «идеального типа» — исследует материал, проверяя, модифицируя или даже отбрасывая свою предварительную «исследовательскую утопию». При этом необходимо подчеркнуть, что веберовские «идеальные типы» не имеют ничего общего с общественно-экономическими формациями, ибо последние принимались марксизмом за реально существующие исторические образования. И историки-марксисты видели свою задачу в том, чтобы иллюстрировать учение о формациях, тогда как «идеальный тип» есть не более чем средство научного познания.

Вслед за марксистской философией советская историография остается глухой к этим принципам, а потому и переживаемый ею (по многим другим причинам, которые слишком очевидны, чтобы на них здесь останавливаться) кризис оказался таким глубоким и длительным. По сути дела, эта историография в значительной мере разделяет гносеологические положения позитивизма.

* * *

Между тем в западной историографии уже в период между обеими мировыми войнами сложился новый подход к изучению истории. Далекие от немецкой философии французские историки Марк Блок и Люсьен Февр эмпирически подошли, по существу, к тем же принципам, которые были до них сформулированы неокантианцами [5, 29]. Эти основатели Школы «Анналов» утверждали, что историк начинает исследование не со сбора материала (как воображали традиционные историки позитивистского толка, чуть ли не гордившиеся своей полной зависимостью от «текстов» и воображавшие, будто они полностью свободны от современности и поэтому способны «возродить» прошлое, «как оно было на самом деле»), а с формулировки проблемы. Последняя же диктуется современностью историка; именно исходя из глубинных потребностей современности историк и обращается к прошлому. Сознание связи современности с историей образует, с точки зрения Февра, Блока и их нынешних продолжателей, основу и существо исторического «ремесла». Устами историка общество вопрошает прошлое о проблемах, которые его (общество) волнуют. В своих терминах эти историки выразили, по сути дела, риккертовскую идею «отнесения к ценностям».