Читаем История - нескончаемый спор полностью

Разговоры о кризисе исторической науки время от времени возобновляются, и сейчас несколько чаще, чем прежде. Ознакомление с зарубежной историографией показывает, что в ней существуют самые различные направления, сплошь и рядом противоборствующие. Возникли представления о новых трудностях, подстерегающих историков. Все это заставляет вновь поставить вопрос: существует ли на самом деле кризис мировой исторической науки? К сожалению, в нашей стране не так много историков, которые всерьез занимаются этой проблематикой, и поэтому понятно, что высказывания тех немногих, кто этот вопрос поднимает, заслуживают сугубого внимания и выработки каких-то позиций в отношении этой проблемы.

В этой связи мне показалось существенным задуматься над некоторыми соображениями, высказанными Г.С. Кнабе в статье «Общественно-историческое познание второй половины XX века, его тупики и возможности их преодоления» (Одиссей-93. М., 1994). Кнабе констатирует наличие кризисной ситуации в исторической науке, которую он связывает прежде всего с тем, что одни историки изучают макропроцессы, тогда как другие испытывают потребность изучать микропроцессы, повседневную, «роевую», по выражению Толстого, жизнь людей, и согласовать оба эти течения — макро- и микроисторию — оказывается весьма трудно. Нет способа или пока он неясен, каким образом можно было бы сочетать оба эти подхода к изучению прошлого. С одной стороны, изучаются крупные исторические события, структуры, катаклизмы, потрясающие общество, с другой стороны, есть хаотичная и предельно приближенная к отдельному человеку жизнь, которая с трудом охватывается историками, если они ограничиваются старыми традиционными методами исследования.

Но Г.С. Кнабе не ограничивается характеристикой тех трудностей, с которыми встретились историки, и делает некоторые предложения, дает рекомендации относительно возможных путей преодоления этого критического, на его взгляд, состояния. Каковы эти предложения?

Г.С. Кнабе выдвигает четыре пункта, которые мне и хотелось бы последовательно рассмотреть. Может быть, не совсем в том порядке, как они расположены в его статье.

Я начну с последнего. Это вопрос об устной истории. Несомненно, устная история — запись того, чему свидетелями были те или иные лица, не обязательно профессиональные историки, но прежде всего рядовые участники исторического процесса, на памяти которых происходили события не только их личной или групповой жизни, но и большой истории, — представляет огромный интерес. Как человек воспринимает события, современником или даже, возможно, участником которых он был, как он их оценивает, каким образом он хранит информацию об этих событиях — все это в высшей степени интересно.

Устная история, несомненно, имеет большие потенции, и она должна привлечь внимание тех, кто занимается современностью. Эшелонированность устной истории во времени весьма ограниченна, она ограничена памятью человека — не обязательно его индивидуальной, он может опираться на своих современников — но больше, чем на два-три поколения вглубь она, конечно, уходить не может.

Однако здесь уместно заметить, что устная история — это тоже очень специфический феномен, поскольку доверять устным рассказам можно только после внимательной, вдумчивой, всесторонней критики этих сообщений как возможного исторического источника. Я припоминаю рассказ о том, как один английский джентльмен времен королевы Елизаветы I, задумав написать историю Англии, уселся удобно за письменный стол и в это время услышал шум на улице, высунулся из окна и увидал какую-то потасовку, мелкое уличное происшествие. Через некоторое время он услышал, как очевидцы этого происшествия рассказывали друг другу о том, что произошло буквально несколько часов тому назад. Версия каждого из рассказчиков и версия самого джентльмена, будущего историка, оказались весьма различными. Этот джентльмен отложил перо и отказался писать историю Англии: как можно писать историю прошлого, если люди не могут достигнуть согласия относительно интерпретации даже того события, участниками или непосредственными свидетелями которого они только что были?

Перейти на страницу:

Похожие книги

От философии к прозе. Ранний Пастернак
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного. Философские идеи переплавляются в способы восприятия мира, в утонченную импрессионистическую саморефлексию, которая выделяет Пастернака среди его современников – символистов, акмеистов и футуристов. Сочетая детальность филологического анализа и системность философского обобщения, это исследование обращено ко всем читателям, заинтересованным в интегративном подходе к творчеству Пастернака и интеллектуально-художественным исканиям его эпохи. Елена Глазова – профессор русской литературы Университета Эмори (Атланта, США). Copyright © 2013 The Ohio State University. All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Елена Юрьевна Глазова

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное