История Ногайской Орды

Яик был утрачен Большими Ногаями в результате не только калмыцкого нашествия, но и постепенной казачьей экспансии, начавшейся в последней четверти XVI в. Казаки первое время избегали подчиняться Москве или провинциальным воеводам и держались самостоятельно. Летом 1614 г. они приютили бежавшего из Астрахани И. Заруцкого с ногайскими аманатами и не подчинились требованиям астраханских властей выдать бунтовщиков. В итоге стрелецкие отряды двинулись к Яику, «казаков многих побили и городок их взяли, и до основанья розорили, и знамена и зелье, и селитру поймали» (НКС, 1614 г., д. 3, л. 3, 4, 12). С этого времени яицкие жители не решались конфликтовать с Россией, к тому же в обстановке хаоса, вызванного наступлением калмыков и отходом ногаев, казаки закрепили за собой полосу земли вдоль правого и левого берегов реки по десять верст шириной; пастбища в устьях притоков Яика — Сакмары, Илека, Чагана оказались в совместном пользовании казаков, ногаев, калмыков, башкир и позднее казахов (Бекмаханова 1993, с. 86).

Общины волжских казаков в XVII в. были уже малолюдны, но оставались весьма агрессивными. Их обитатели обрушивались на разоренные ногайские улусы, причем передвигались в стругах, неся небольшой урон из-за неумения кочевников отражать атаки с реки (в этом признавался бий Иштерек). Как и десятилетия назад, воеводы уверяли, будто это «воры», не подчиняющиеся государю, и предлагали мирзам истреблять их вместе с русскими стрельцами. Беззащитные кочевники, рассеявшись по степям и берегам проток нижней Волги, представляли собой легкую добычу, поэтому волжские казаки не желали переселяться в Донское Войско и считали более прибыльным жить независимо, на Больших Ногаев «приходить и их громить — тем… будучи на Волге, хотят кормитца» (Акты 1918, с. 139, 140; НКС, 1604 г., д. 3, л. 189–192; 1619 г., д. 1, л. 30).

Растекаясь по южнорусским степям, степняки чаще общались теперь с донцами. На Дону к 1630-м годам произошла централизация управления, образовалось Войско. До начала царствования Михаила Романова казаки Дона были независимы от России, и отношения с ними до второй половины 1610-х годов носили в целом нерегулярный характер (Мининков 1994, с. 112, 113). С 1629 г. вся официальная переписка Москвы с ними велась через Посольский приказ на имя Войска Донского и его атаманов (Михайлова 1956, с. 144, 145). Признание его в качестве самостоятельной военно-административной структуры зафиксировано, очевидно, в царской грамоте от 22 октября 1625 г. (Пирко 1988, с. 13, 14).

Воинская доблесть и относительная дисциплинированность обитателей донских берегов, их географическая близость к Крыму побуждали правительство искать пути для привлечения их на свою сторону и для своих целей — на «службу». Последняя заключалась, помимо прочего, в сборе сведений о деятельности турок в Азове, крымцев и прочих народов на пространстве от Каспия до Днепра.

Что касается ногаев, то их предписывалось убеждать переходить под покровительство государя, а над несогласными «промышлять и поиск чинить», а также отбивать у них русский полон (для подобных акций из России казакам шли боеприпасы). Дипломатические функции казачества заключались в розыске по пастбищам мирз и передаче им царских грамот, охране и сопровождении через степи восточных, в том числе ногайских, посольств [в 1615 г. за аккуратное выполнение этой задачи донцам была дарована «повольная» (беспошлинная) торговля в пограничных городах] (Кобяков 1955, с. 63, 64; Материалы 1864а, с. 23; Михайлова 1956, с. 152; СГГД, ч. 3, с. 370, 428, 429; Смирновы. 1946, с. 5, 6; Соловьев 1990, с. 61; Тхоржевский 1923, с. 23; Щелкунов 1915, с. 125, 126).

Донцы без особой охоты принимали на себя обязанности проводников и курьеров. С большим удовольствием они готовы были громить степные стойбища. Российское правительство и воеводы не раз были вынуждены отговаривать их, убеждая в нецелесообразности набегов (см., например: НКС, 1614 г., д. 2, л. 36; 1623 г., д. 1, л. 23–26). Впрочем, самым вожделенным объектом нападения в глазах казаков все же были не бедные, кибитки скотоводов, а турецкая крепость Азов. Единственная добыча, которой могли привлечь их ногаи, — это полон, за который можно было получить выкуп. Примером подобной операции служит вызволение внука казыевского бия; за него донцы затребовали пять тысяч алтын и сошлись на четырехстах лошадях и трехстах быках (НКС, 1627 г., д. 1, л. 262, 263; 1628 г., д. 1, л. 19, 20).

Неудивительно, что мирзы то и дело просили «свести» беспокойных соседей с Дона. Московское правительство всякий раз отказывало, ссылаясь то на неподконтрольность ему донцов, то на их верную службу и отсутствие причин для выселения («А толко перед царским величеством вашего исправленья не будет, и царское величество велит на Дон атаманов и казаков ещо прибавить») (НКС, 1615 г., д. 6, л. 6, 52; д. 7, л. 23, 28, 56; 1617 г., д. 4, л. 14).