История Ногайской Орды

Одним из знаков такого внимания была попытка утвердить Кара Кель-Мухаммеда на вакантный после 1619 г. бийский пост, о чем говорилось выше. Верховные иерархи ногаев не желали ни в малейшей степени зависеть от Гиреев и, чувствуя за собой поддержку царя и воевод, осмеливались на вооруженные вторжения в Причерноморье, доходя иногда до Перекопа (КК, 1623 г., д. 7, л. 136, 149, 150). Некоторые мирзы включились в династическую интригу, развязанную царевичем Шахин-Гиреем (НКС, 1620 г., д. 1, л. 76, 152, 156, 157–166; ПДП, т. 3, с. 530). Но большинство их в 1620-х годах уже начало автономное существование, и их политическая ориентация все более зависела не от общих интересов Орды, а от групповых устремлений враждующих кланов Урмаметевых, Тинмаметевых и др. Они переходили на Крымскую сторону Волги и вливались там в число ханских подданных. Уже в 1628 г. Джанибек-Гирей имел основания утверждать, что взял под покровительство ногайский народ (Материалы 18646, с. 39). Наверное, самое массовое переселение произошло осенью 1636 г., когда многотысячные улусы Урмаметевых, ведомые калгой Хусам-Гиреем, двинулись на запад через Дон (Новосельский 1948а, с. 241).

Переселенцам из-за Волги предоставлялось обычное для крымских ногаев пастбищное пространство днепровских степей с гарантией «жить и по своей воле, и по бусурманскои бы есте вере намазы пели и гауров (т. е. неверных, русских и украинцев. — В.Т.) бы есте воевали», а хан-де будет обеспечивать защиту (НКС, 1633 г., д. 1, л. 135–137). Подданство оформлялось стандартными шертными договорами и выдачей мирз-аманатов (НКС, 1635 г., д. 1, л. 24, 25; 1637 г., д. 3, л. 154). Но на практике ногаи оказывались в стесненном, зависимом и унизительном положении. Заложников, случалось, содержали, как узников — в цепях; крымцы у новых соотечественников «жон и дочерей на постелю имал[и], лошади и коровы, и овцы резал[и] и лутчие люди и пансыри, и всякое оружие у них поотымали. Такое им насилство и позор чинили, чего они… николи над собою не видали» (НКС, 1635 г., д. 3, л. 12–13). Изъятие оружия диктовалось опасением мятежа озлобленных кочевников. Тем не менее беззащитность и оторванность от родины не слишком убавляли боевой пыл мирз и улусников. Им приходилось противостоять и ханским ополченцам, и донским казакам. Мощной поддержкой служило им старое ногайское население Крымского юрта.

А оно, опираясь на пришлых Больших Ногаев, выросло в ведущую политическую силу государства. Формула о «бесчисленных ногаях» прочно укоренилась в ханском титуле (см., например: Акты 1918, с. 179, 181; КК, 1629 г., д. 14, л. 12, 16; Лашков 1891, с. 73; Материалы 18646, с. 19; Фарфоровский 1914, с. 78). Но в действительности различие между крымскими мангытами (жителями ханства с XV в.), крымскими ногаями (Дивеевым улусом) и ногаями — поздними эмигрантами сохранялось. В документах то и дело перечисляются как понятия одного порядка «всего Крымского юрта люди наши (в том числе и мангыты-Мансуровы. — В.Т.) и Дивеева родства улусные люди… и все нагаиские люди», «нагаиские мурзы Мансурова родства и улусные люди, и Болших Нагаи, которые от Астарахани откочевали, мурзы и улусные люди… и всякие наши крымские и нагаиские люди», «Дивеевы и Мангытцкие князья и мурзы» и т. п. (КК, 1630 г., д. 17, л. 40; 1633 г., д. 24, л. 400–401; Лашков 1891, с. 82). Причем заволжские мирзы не испытывали иллюзий относительно легкой ассимиляции среди кочевников ханства и не воспринимали их как гостеприимных хозяев: «А… Мансуровы дети… коли нам друзья бывали? — риторически вопрошал в 1639 г. Джаббар-Мухаммед б. Дин-Мухаммед своих сыновей, ушедших к Гиреям. — От семи наших отцов крововые наши недруги. А ныне им с нами как в дружбе быть?» (ИКС, 1639 г., д. 1, л. 97).

Может быть, наличием этих разных категорий ногаев объясняется разноголосица в сведениях об их численности, потому что иногда приводится количество только одной из них, а иногда — всего ногайского населения Юрта. Например, Жан де Люк, говоря о ханстве середины 1620-х годов, уверял, будто местные ногаи могут выставить пятьдесят тысяч всадников; но ниже оценивал число ногаев, кочующих между Черным, Азовским морями и Днепром, только в двенадцать тысяч (плюс две тысячи подчиненных султану аккерманцев и неназванное количество буджакцев) (Люк 1879, с. 485, 488). Крымский нурадин Мубарек-Гирей в 1633 г. угрожал царю Михаилу Федоровичу «государство ваше конскими копытами стоптати» силами ста тысяч татар и сорока тысяч ногаев (КК, 1633 г., д. 24, л. 26 об.). А астраханский воевода Ю.П. Буйносов в 1627 г. считал, что общее число мирз и улусных людей Мансуровых — всего около двух тысяч (НКС, 1627 г., д. 1, л. 221).