История Ногайской Орды

Позднее внуки и правнуки жителей Ногайской Орды в Причерноморье и на Северном Кавказе начали оседать, переселяясь в саманные и тростниковые хижины, окруженные заборами и загонами для скота, и даже в срубные дома (Мухаметшин 1992, с. 63; Тунманн 1991, с. 48; Эвлия Челеби 1979, с. 205). Те, кто продолжал придерживаться кочевого образа жизни, устраивали свои стоянки по калмыцким (т. е. монгольским) канонам и жили в калмыцких юртах-гэрах (Потоцкий 1936, с. 215). С.Ш. Гаджиева полагает, что расселение мелкими аулами, состоявшими из нескольких семей, было характерно для конца XVII–XIX в., а в период Ногайской Орды практиковались сезонные миграции большими «ордами» (орун). Правда, С.Ш. Гаджиева объясняет это «тревожностью» эпохи, т. е., очевидно, постоянной готовностью к обороне (Гаджиева 1976, с. 21, 22). Мне же представляется, что причина скопления больших организованных мигрирующих масс народа кроется в функционировании двух больших общеногайских кочевых циклов — поволжского (затем кавказско-волго-яицкого) и арало-яицкого (см. очерк 3).

Огромные пастбища Орды обеспечивали всем элям прокорм и размещение, чего нельзя было ждать от сравнительно небольших регионов расселения ногайцев нового времени. Кроме того, и в XVI в. практиковалось размещение кочующего населения «в розни» — отдельными улусными стойбищами (может быть, более многолюдными, чем аулы последующих столетий).

Любознательные путешественники обращали внимание и на одежду ногаев. У мужчин она состояла из длинных суконных кафтанов голубого, красного или серого цвета, надеваемых поверх суконных же или овчинных штанов и хлопчатобумажных рубах. На женщинах можно было видеть такие же кафтаны, и лишь некоторые щеголяли в белых полотняных одеяниях и в разноцветных шелковых халатах, подпоясанных кушаками из шелка. И мужчины, и женщины носили овечьи шубы, которые в зависимости от сезона надевались то наружу мехом, то внутрь. Головными уборами у мужчин служили остроконечные буреки из шкур ягнят или лис, а у богатых мирз — куньи шапки, вымененные у черкесов; женские круглые складчатые головные уборы часто обшивались русскими монетами. Обувью служили желтые кожаные сапоги (Алексеева 1957, с. 88; Какаш, Тектандер 1896, с. 27; Люк 1879, с. 487; Олеарий 1906, с. 404, 405; Стрейс 1935, с. 196; Тунманн 1991, с. 47; Эвлия Челеби 1979, с. 54, 55).

Самой распространенной пищей были молоко и мясо домашних животных. Как и прочие кочевники, ногаи достигли большого искусства в вялении и сушке мяса, приготовлении всевозможных молочных продуктов. Помимо обычного печенного на огне мяса и натурального молока в источниках упоминаются крут (сыр), суп-чорба, простокваша, а из напитков — мед и хмельные кумыс, айран и буза. Кроме того, из просяной и изредка рисовой муки пекли лепешки на растительном масле или меде (впрочем, хлебопечение появилось в ногайской среде, очевидно, сравнительно поздно). Охота и рыболовство позволяли разнообразить рацион мясом дичи и рыбой, которую вялили на солнце или сушили и толкли в муку (Веселовский 19106, с. 7; д'Асколи 1902, с. 130; Дженкинсон 1937, с. 170; Какаш, Тектандер 1896, с. 27; Люк 1879, с. 485, 486; Олеарий 1906, с. 405; Стрейс 1935, с. 191; Тунманн 1991, с. 46, 47; Хуан 1899, с. 8; Эвлия Челеби 1979, с. 55, 165; см. также: Гаджиева 1976, с. 194–215).

Гораздо меньше данных о внутренней организации повседневной жизни ногайского общества. Она регулировалась нормами обычного права, упоминания о которых иногда встречаются в источниках[374]. Кровная месть (которая сделала столь ожесточенными вторую и третью ногайские Смуты) среди самих ногаев продолжала существовать, но в отношении убийц-иноземцев применялся выкуп. К смерти они приговаривались лишь в исключительных случаях. Подобным же образом каралось воровство; неплатежеспособных воров продавали в рабство (Люк 1879, с. 486, 487; ИКС, д. 5, л. 19 об., 20; см. также: Гаджиева 1976, с. 131).

Изредка в документах мелькают подробности брачных обычаев и межсемейных внутриклановых отношений. Непременным условием женитьбы у средневековых ногаев и позднейших ногайцев был выкуп за невесту — калым, сюек сатув (выкуп за кость), который в XIX в. был эквивалентен 40 коровам. Бедняки оставались холостыми до тридцати пяти — сорока лет (Гаджиева 1979, с. 62–65; Люк 1879, с. 487).