К тому времени Муса уже стал полностью самостоятельным правителем, хотя и номинально низшим по сравнению с окрестными ханами. Мирзы обращались к своему предводителю
При начале официальных отношений с Россией в 1489 г. Муса ссылался на прежние «дружбу и братство» (т. е. равноправие) между предками его и Ивана III (Посольская 1984, с. 18). Но на подобной норме отношений не настаивал, хотя московский князь был равен ему в статусе, и в следующем году просил Ивана «учинить» его, Мусу, своим сыном или братом, на свое усмотрение («как пожалуешь») (Посольская 1984, с. 28). А.П. Григорьев заметил, что обычно бии признавали старшинство московских правителей, поэтому в своих письмах в Россию ставили их титулы и имена, как правило, на первое место. Этот порядок изменился с марта 1497 г., когда в Москву пришла грамота, начинавшаяся словами «от Мусы от князя к Ивану князю поклон»; объяснялось это, дескать, тем, что Муса в то время возглавил мангытов (Григорьев А. 1988, с. 66). На самом же деле, как мы убедились выше, Муса стал «хакимом Дешт-и Кипчака» задолго до 1490-х годов. Но положение и авторитет его действительно неуклонно возрастали.
Так же постепенно увеличивался престиж управляемых им владений. Если в документах третьей четверти XV в. «Ногаи» предстают как некое абстрактное пространство за Волгой, то в начале XVI в. Орда ногаев становится в один ряд с прочими тюркскими владениями. В тот период на Руси была создана «статья» (перечень) «Татарским землям имена», в которой «Ногаи» названы наравне с Большой Ордой, Казанским и Астраханским ханствами и Сибирским юртом («Шибаны») (Казакова 1979, с. 253).
Тем не менее номинальный ранг подвластных Мусе территорий был неизмеримо ниже даже самых слабых и ничтожных владений, во главе которых стояли Чингисиды. Летописи рассказывают, что в 1481 г. на Большую Орду двинулись Ибак, Муса и Ямгурчи, «а с ними силы пятьнадесять тысящ казаков» (Архангелогородский 1782, с. 158; Летописец 1819, с. 188; Львовская 1910, с. 346). Значит, жители Мангытского юрта (а именно из них состояла в основном та рать) расценивались как «казаки», т. е. изгои, оторвавшиеся от родных улусов, как объединение, не вписывавшееся в традиционную схему организации государственной власти.
Период «хакимства» Мусы в Деште отмечен установлением полной политической самостоятельности Мангытского юрта. Он начал превращаться в фактически полноправного и равноправного партнера международных отношений. Как раз в это время на страницах хроник появляются понятия «ногаи» (как народ) и «Ногаи» (как территория). Вот почему ряд исследователей склонны относить окончательное оформление Ногайской Орды к XV в. Разногласия касаются выбора решающей вехи — события, после которого можно говорить о существовании ногайской державы. Так, В.М. Жирмунский считал, что она сложилась уже в начале XV в. «как самостоятельный союз племен и государственное образование», одновременно с такими же союзами узбеков и казахов (Жирмунский 1974, с. 413). Очевидным аргументом в данном случае служит аналогия ногаев с узбеками и казахами (хотя последние образовали свое ханство на самом деле не ранее середины XV в.).