История Ногайской Орды

В.М. Жирмунский сопоставил десятки вариантов и версий дастана об Эдиге с тем, что было известно об этом деятеле по хроникам. Впервые яркая фигура мангытского беклербека, праотца ногайской знати, получила полное аналитическое биографическое описание. Автор пришел к убеждению, что еще при жизни Эдиге его личность и жизненный путь стали обрастать всяческими легендами и сверхъестественными подробностями (Жирмунский 1974, с. 377, 378). Вместе с тем В.М. Жирмунский не склонен был связывать образование Ногайской Орды с персоной Эдиге и датировать ее образование 1391 г., когда тот уехал от Тимура на Яик. «Самостоятельный союз племен и государственное образование» ногаев, по мнению В.М. Жирмунского, сформировались в начале XV в., одновременно с такими же образованиями кочевых узбеков и казахов.

Большую ценность представляют генеалогические штудии — определение состава и численности ближайшего потомства Эдиге и, главное, потомства его правнука Мусы (Жирмунский 1974, с. 400, 431), поскольку именно сыновья Мусы возглавляли Орду и боролись между собой на протяжении всей первой половины XVI в. Кстати, определение первого этапа этого противоборства — между Алчагиром и Шейх-Мухаммедом — тоже принадлежит В.М. Жирмунскому (Жирмунский 1974, с. 491) (в нашей работе та коллизия названа первой Смутой). Попутно сделаны тонкие наблюдения над особенностями ногайско-крымских, ногайско-казанских, ногайско-астраханских, ногайско-казахских отношений, иерархии различных ветвей рода Эдиге-Мусы. Одним из главных объектов интереса автора стал мирза Исмаил — в силу однозначно негативного отношения к нему во всех произведениях ногайского эпического цикла. В.М. Жирмунский попытался детально разобраться в причинах усобицы 1550-х годов (второй Смуты).

Хотя отсутствие соответствующей квалификации при работе с чисто историческим материалом и сказалось на качестве работы (были использованы только опубликованные источники; есть ряд фактических ошибок — например, отождествление Мамая б.[11] Мусы с его братом Шейх-Мамаем), огромная эрудиция и интуиция позволили В.М. Жирмунскому создать труд, открывший неизвестную страницу в истории Дешт-и Кипчака.

Таким образом, к середине 1970-х годов имелось несколько фундаментальных работ, на основании которых уже можно было получить представление о формировании, развитии, упадке и распаде ногайской державы — и идти дальше, ставить более узкие и глубокие проблемы.

В 1977 г. в Московском университете состоялась защита кандидатской диссертации Е.А. Поноженко «Общественно-политический строй Ногайской Орды в XV — середине XVII в.». Она не издана, но основное содержание ее передано автором в автореферате и нескольких статьях (Поноженко 1976; Поноженко 1977а; Поноженко 19776; Поноженко 1987). В отличие от большинства предшественников Е.А. Поноженко удалось абстрагироваться от обычного восприятия ногаев как лишь одного из объектов российской внешней политики. Подобный подход не только препятствовал изучению Ногайской Орды как самостоятельного субъекта исторического процесса, но и «отбрасывал тень» на события, происходившие внутри ее. Создавалось впечатление, будто внутреннее состояние Орды (как «примитивной» скотоводческой структуры) зависело от конъюнктуры торговли с Россией, внешних вторжений — казахских и калмыцких, иноземных интриг и т. п. Е.А. Поноженко пришел к принципиальному выводу: распад Ногайской Орды был вызван вовсе не московской политикой или калмыцким нашествием; главная причина — «внутренние факторы развития ногайского феодального общества». Новые социальные силы (имеются в виду прежде всего «улусные черные люди») вызревали постепенно, но не успели окрепнуть и заступить на смену старой, прежней элите — мирзам; этот процесс был прерван вторжением калмыков (Поноженко 1977а, с. 22–24). Показ общественной функции и перспективы развития «улусных черных людей» стал важным методологическим и фактологическим открытием автора. Хотя Е.А. Поноженко рассматривал общество ногаев сквозь призму «кочевого феодализма», что было едва ли не обязательным в 1970-х годах, ряд его социологических наблюдений имеет важное значение, несмотря на эту идеологизированную схему. Интересна, например, попытка градации «класса феодалов», выделение помимо мирз служилой знати (Поноженко 1977а, с. 12, 13; Поноженко 19776, с. 94), хотя эта попытка и вызывает возражения как по существу феномена, так и в силу явной аналогии с российскими порядками того же периода. Впервые в науке подробно охарактеризован социальный статус мирз, расписаны функции и компетенция высших должностных лиц Орды — бия[12], нурадина, кековата и тайбуги.