История Ности-младшего и Марии Тоот

Так оно точно и было, и теперь Мари Тоот скромно стояла в толпе девиц, которые пришли на танцы, стояла, вся трепеща и горя в лихорадке, обуреваемая разными чувствами — страхом, неприязнью, но и любопытством к неизведанному. А в это же время ее горничная Клари, оставшись позади, делала вид, будто вышла погулять и теперь остановилась на миг, чтобы поглядеть на невинные развлечения добрых простолюдинов. По правде сказать, она предпочла бы сейчас быть в своей одежде и на месте барышни, но ради драгоценного своего ангелочка Клари пошла и на эту жертву. Только бы скорей пригласили танцевать бедняжку! Но никто не подошел. Боже, какие ослы эти мужчины!

Гордо приосанившись, стояла она, колыша юбкой и кокетливо' прикрывшись от солнца зонтиком. Это была хоть малая компенсация за танец. Ничего не скажешь, хорошо чувствовать себя знатной барышней. А если 6 они еще и лорнет взяли с собой! Клари казалось, будто у нее уже другая кровь струится в жилах. Она наслаждалась завистливыми взглядами жен ремесленников. К счастью, она не могла заглянуть к ним в головы, где возникали, конечно, и такие мысли-. «Ишь ты, кухарка-то как вырядилась, видно, барыни дома нет, вот и залезла к ней в гардероб».

— Ого, ого! Поглядите, кто идет, кто идет! Дядя Репаши идет! Виват! Виват!

Встречали Репаши повсюду с веселым гиканьем. Ученик Пали катил перед собой бочонок, сам Репаши вышагивал вслед за ним с важностью сенатора, а рядом с ним шел незнакомец с ружьем.

Одни тут же взяли под свое покровительство бочонок, чтоб откупорить его, другие поспешили к старику. Среди них была и дочь Репаши Катка, красавица с искристыми глазами, которой он сразу же передал жареных куропаток. Многие с любопытством разглядывали статного молодого охотника, как вдруг у него нашелся тут и знакомый.

— Гоп! Гоп! А вот и я! — крикнул трактирщик Брозик, подбежал к нему и потащил прямо к своим дочерям. — Каролинка, Тинка, где вы? Привел я вам танцора, шут вас подери! Как славно, что вы пришли все-таки.

Тетушка Репаши, самая языкатая особа во всем Папе, разобиделась на господина Брозика за эту выходку.

— Кого это ты подцепил опять, твоя милость? — набросилась она на мужа. Янош Репаши ответил елейным голосом:

— На это, женушка, ответить тебе не могу.

— Почему? — сердито вскинулась его бой-баба.

— Потому что не знаю.

— А почему не спросил его, коли сюда привел?

— Потому что знай, ты, глупое создание, Янош Репаши не привык болтать языком, входить в ненужные подробности, и сорить словами.

И Репаши сел за длинный стол, уставленный полупустыми уже бутылками, стаканами, кувшинами и вовсе пустыми блюдами, на которых белели обглоданные кости, — одним словом, это были остатки дневного пиршества. За столом беседовали и выпивали всего несколько стариков ремесленников.

Однако тетушку Репаши ответ мужа никак не успокоил, напротив, обернувшись к старухам, она только теперь дала волю языку.

— Мне все равно, кто он такой, пускай хоть переодетый герцог Эстерхази. Однако наглость есть наглость. Как посмел Брозик потащить его своим дочерям, будто какой драгоценный гриб нашел. Уж коли он прибыл сюда с моим мужем, вежливость требует, чтобы его представили мне или моей дочке Кате. Ан нет, подкатывает Брозик на своих кривых ногах и уводит его к своим чудо-красавицам: «Каролинка, Тинка, кавалера вам привел!» И как только у него глаза не лопнут со стыда. Я ведь не к тому говорю, будто он очень нужен моей Кате. У нее кавалеров пруд пруди. И не на танцах только, а и настоящих женихов. Но я пока никому ее не отдам, пускай еще погуляет, ведь она до тех пор наша, пока с нами живет. А кто заберет ее из родного гнезда, тот, скажу я вам, должен быть молодец. Спешить нам некуда, могу выбирать еще сколько угодно. Дочка ведь у нас одна-единственная, и все-то у нее есть, что только душеньке угодно. Да пускай хоть какой красавец придет, подумаешь — ведь и Ката у нас красавица; дворянин явится, так ведь и она дворянка; будет он ловкий человек, так и у меня дочка ловкая, богатый придет — и у Каты денег не занимать, продавать ей себя не надо; умный присватается, так у самой Каты ума палата. А вот ежели найдется честный, достойный малый, он пускай и возьмет ее с богом.

Тем временем Ности повесил ружье на ореховое дерево и бросил несколько слов дочерям Брозика, которые сладко улыбались ему в ответ.

— Много ли танцевали?

— У меня даже рубашка взмокла, — прошепелявила Каролина.

— Вот бы мне посмотреть на нее, — пошутил Ности.

— Ах, подумайте только, прямо с неприличных слов начинает.

— А я видела вас вечером, но вы даже не глянули на меня, — пожаловалась вторая сестра.

— Мне очень спать хотелось.

— Ружье заряжено? — спросил трактирщик, рассматривая стволы из отличной дамасской стали.

— Один ствол заряжен.

— Хорошо бы выстрелить из него, это, по-моему, оживит праздник.

— Стреляйте.

Господин Брозик снял ружье, долго разглядывал его, потом начал целиться туда, сюда, пугая тех, что стояли поближе. Наконец он спросил охотника: