В каком-то смысле я воспользовалась этими визитами как поводом попрощаться с Неаполем. Я пересекла виа Гарибальди, прошла по виа Трибунали и села на автобус на пьяцца Данте. На нем я поднялась в район Вомеро, вышла на виа Скарлатти, откуда свернула в сторону виллы Сантарелла. Вниз, на пьяцца Амедео, я спустилась на фуникулере. Матери учеников принимали меня очень тепло и сожалели, что я их покидаю. Вручив причитающуюся плату, они угощали меня кофе, и почти все преподнесли какой-нибудь подарок. Завершив свое турне, я обнаружила, что нахожусь неподалеку от пьяцца Мартири.
Я шагала по виа Филанджери, раздираемая противоречивыми чувствами. В памяти вдруг всплыл день открытия обувного магазина: Лила в шикарном наряде и ее плохо скрытый страх, что никакие дорогие шмотки не помогут ей стать такой же изысканной, как девушки из этого центрального квартала, потому что по сути она осталась той же, что была. Зато я на самом деле изменилась. Пусть я ношу одни и те же старые тряпки, но я окончила школу и еду учиться в Пизу. Я изменилась не внешне, а внутренне. Другие изменения не замедлят сказаться и затронут не только внешность.
От этой мысли на душе у меня прояснилось. Я встала перед витриной магазина оптики и принялась разглядывать оправы. Да, пора менять очки. Моя оправа съедает у меня пол-лица, надо что-нибудь полегче. Я обратила внимание на круглую оправу с большими тонкими стеклами. И потом, волосы лучше приподнять. И научиться краситься… Я отвернулась от витрины и пешком дошла до пьяцца Мартири.
В этот час многие магазины уже наполовину опустили железные жалюзи. В обувном «Солара» окна были закрыты на три четверти. Я огляделась по сторонам. Что мне было известно о новых привычках Лилы? Ничего. Когда она работала в колбасной лавке, то не ходила домой на обед, хотя жила в двух шагах. Они с Кармен перекусывали чем-нибудь на месте; если я заходила к ним после школы, мы немного болтали. Теперь, когда она работала на пьяцца Мартири, представлялось еще более невероятным, чтобы она ездила обедать домой: слишком далеко и неудобно. Может, она сидит в соседнем баре? Или прогуливается по набережной в компании продавщицы, которую наняла себе в помощь? Или просто отдыхает? Я постучала по приспущенным жалюзи. Никто не отозвался. Я постучала снова. Молчание. Я подала голос. Внутри послышался шум шагов и голос Лилы:
— Кто там?
— Элена.
— Лену! — воскликнула она.
Она потянула жалюзи вверх и очутилась прямо передо мной. Я уже давно не видела ее, даже издалека, и мне показалось, что она изменилась. Она была в белой блузке и узкой темно-синей юбке, как всегда, безупречно причесана и аккуратно накрашена. Вот только лицо как будто сплюснулось и стало шире, как и фигура. Она втянула меня внутрь и опустила жалюзи. В ярко освещенном помещении все поменялось — оно и впрямь напоминало не обувной магазин, а настоящий салон. «Это просто фантастика, то, что ты сделала, Лену! — проговорила она с такой искренностью, что я ей поверила. — Как я рада, что ты пришла со мной попрощаться!» Конечно, она уже знала про Пизу. Она крепко обняла меня и расцеловала в обе щеки. На глаза у нее навернулись слезы, и она повторила: «Я так рада, так рада!» Потом она повернулась в сторону туалета и крикнула:
— Нино, можешь выходить! Это Ленучча!
У меня перехватило дыхание. Дверь открылась, и передо мной и вправду появился Нино. Он держался как обычно — глядел в пол, не вынимая рук из карманов. Но на лице его читалось напряжение и тревога. «Привет», — буркнул он. Не зная, что сказать, я протянула ему руку. Он вяло пожал ее. Меж тем Лила вываливала на меня новости, которые вкратце сводились к следующему: вот уже год, как она тайком встречается с Нино; она специально ничего не говорила мне, чтобы, если все вскроется, уберечь меня от неприятностей; она была на третьем месяце беременности и собиралась открыться Стефано и уйти от него.
82
Лила говорила хорошо знакомым мне безапелляционным тоном, лишенным всяких эмоций; она кратко и почти презрительно перечисляла голые факты, словно опасалась, что, дрогни у нее голос или нижняя губа, события выйдут из-под ее контроля, и их лавина накроет ее с головой. Нино сидел на диване с опущенной головой и изредка согласно кивал. Они держались за руки.
Лила сказала, что время мимолетных встреч в магазине, вечно настороже, минуло, как только она, сдав на анализ мочу, убедилась, что беременна. Теперь им с Нино предстоит зажить своей жизнью в своем доме. Она готова разделить с ним все: друзей, книги, лекции, увлечение кино, театром и музыкой. «Мне невыносимо думать, — добавила она, — что мы до сих пор живем каждый сам по себе». Ей удалось утаить некоторую сумму денег, и она присмотрела небольшую квартирку на Флегрейских Полях, за двадцать тысяч лир в месяц. Там они и поселятся, пока не родится малыш.
На что же они собираются жить? Не работая? Ведь Нино еще студент! Не сдержавшись, я воскликнула:
— А зачем тебе бросать Стефано? У тебя талант к вранью. Ты ему уже такого наплела, что можешь продолжать в том же духе.