История нового имени

Так я узнала, что с начала осени Нино полностью исчез с их горизонта – и ее, и дочери.

– Он очень грубо порвал с Надей, – с материнским гневом сказала она. – Прислал с Искьи короткое письмо, и все. Она очень переживала. – Но тут же учительница взяла в ней верх, и она добавила: – Ну ничего, вы еще молодые. Страдания помогают взрослеть.

Я согласно кивнула.

– Он и тебя бросил? – спросила она.

Я покраснела.

– Меня? В каком смысле?

– Разве вы не вместе были на Искье?

– Да, мы там виделись, но между нами ничего не было.

– Это правда?

– Чистая правда.

– Надя уверена, что он бросил ее ради тебя.

Я решительно замотала головой и сказала, что готова встретиться с Надей и подтвердить ей, что между мной и Нино ничего не было и никогда не будет. Синьора Галиани повеселела и сказала, что передаст дочери мои слова. Разумеется, я ни словом не упомянула о Лиле – не только потому, что дала себе клятву заниматься только своими делами, но и потому, что разговоры о ней вгоняли меня в тоску. Я попыталась сменить тему, но синьора Галиани упорно возвращалась к Нино. Оказывается, о нем болтали бог весть что. Говорили, что осенью он не явился ни на один экзамен и вообще бросил учебу; якобы его видели на виа Ареначча пьяным в стельку – он выписывал ногами зигзаги и на ходу прикладывался к бутылке. Но, добавила она, Нино не всем нравится, и вполне возможно, что кто-то нарочно распространяет о нем подобные слухи. Хотя, если это не слухи, его остается только пожалеть.

– Я уверена, что это все выдумки, – сказала я.

– Будем надеяться. Но он парень с непростым характером.

– Да.

– И очень одаренный.

– Да.

– Если что-нибудь о нем узнаешь, сообщи мне, пожалуйста.

Мы расстались, и я пошла на урок к девочке, которая жила в районе виа Парко-Маргерита. Но сосредоточиться на греческом мне было непросто. В этом доме меня всегда принимали с уважением. Мы занимались в большой полутемной комнате, заставленной солидной мебелью; на стенах висели гобелены со сценами охоты и старые фотографии военных в высоких чинах. Все здесь свидетельствовало о наследственном достатке и привычке властвовать. На меня эта атмосфера производила гнетущее впечатление, а мою ученицу, бледную четырнадцатилетнюю девочку, вгоняла в физический и интеллектуальный ступор. В тот день мне пришлось особенно напрячься, проверяя, как моя подопечная склоняет существительные и спрягает глаголы. Из головы не шел образ Нино, описанный синьорой Галиани. Вот он, шатаясь, идет в потрепанной куртке, со сбитым набок галстуком, подносит к губам бутылку и, выпив последний глоток, швыряет ее на мощенную камнем виа Ареначча. Что произошло между ним и Лилой после возвращения с Искьи? Мои предположения относительно Лилы не оправдались; судя по всему, она одумалась и поставила в этой истории точку. Другое дело Нино: способный студент, с легкостью находивший ответ на любой вопрос, превратился в жалкого бродягу, гибнущего от любви к жене колбасника. Я решила, что все-таки спрошу у Альфонсо, что ему известно о Нино. Или, может, лучше пойти прямо к Маризе и узнать, что происходит с ее братом? Но я заставила себя выбросить Нино из головы. Сам разберется, сказала я себе. Разве он меня искал? Нет. А Лила? Хоть раз она ко мне пришла? Нет. Так с какой стати я должна о них беспокоиться, если им на меня плевать? Я продолжила урок, убежденная, что не должна сворачивать с намеченного пути.

78

После Рождества я узнала от Альфонсо, что Пинучча родила мальчика, которого назвали Фердинандо. Я пошла ее навестить, полагая, что застану ее в постели, счастливой, с малышом у груди. Но она уже встала и бродила по дому в тапках и ночной сорочке, сердитая и хмурая. Мать гнала ее назад в постель, но та лишь сердито отмахивалась. Пинучча подвела меня к детской кроватке и мрачно проговорила: «Конечно, разве я могу что-нибудь хорошее сделать? Ты только посмотри, какой урод. Не то что на руки брать, на него и смотреть-то противно». Мария, стоя на пороге комнаты, пробормотала себе под нос, словно заклиная дочь одуматься: «Пина, да что ты такое говоришь! Он у нас красавчик!» Пинуччу ее слова только больше раззадорили. «А я говорю: урод, – с ненавистью в голосе произнесла она. – Урод, как Рино, даже хуже. У них в семье одни уроды!» Она перевела дух и вдруг со слезами на глазах запричитала: «Дура я, дура, за кого я замуж вышла? Молодая идиотка, о чем я только думала? А теперь все смотрите, какого я урода родила! У него даже нос приплюснутый, как у Лины». И тут же, без перехода, принялась на чем свет костерить золовку.