Вот и все, что она ей сказала. Сегодня я пытаюсь представить себе, как звучал ее голос. У Лилы в принципе была маловыразительная манера речи, и я думаю, что она произнесла эту фразу в своем привычном ледяном или равнодушном тоне. Правда, годы спустя она рассказала мне, что вид Ады в ее доме напомнил ей ту ужасную сцену, когда Мелина – брошенная любовница – высунулась из окна, глядя на переезд семьи Сарраторе, и швырнула вниз утюг, едва не убивший Нино. Тлеющий огонь страдания перекинулся от матери к дочери, заставив Лилу содрогнуться; только теперь в роли мучительницы выступала не жена Сарраторе, а она сама. Никто из нас не заметил, что история повторилась, словно отразившись в кривом зеркале. Но Лила заметила. Наверное, поэтому она почувствовала к Аде не злость, а жалость. Она протянула к ней руку и сказала:
– Сядь, я заварю тебе ромашку.
Но Ада уловила в ее словах, а главное – в этой протянутой руке – оскорбление. Она отскочила и, закатив глаза так, что остались видны одни белки, завопила:
– Ты что, думаешь, я свихнулась? Свихнулась, как моя мать? Берегись, Лина! Не трогай меня! Отойди от меня подальше! Вон, ромашку себе завари! А я пока уберу весь этот срач.
Она подмела и вымыла полы и застелила постель, больше не произнеся ни слова.
Лила смотрела на нее, боясь, что Ада вот-вот сломается, как ломается изображающая человека кукла, если автомобиль при испытаниях набирает слишком высокую скорость. Потом она взяла ребенка и вышла из дома. Она долго гуляла по улицам нового квартала, разговаривала с сыном, показывала ему разные вещи и говорила, как они называются, и рассказывала сказки. Но делала она это не столько ради того, чтобы развлечь сына, сколько для того, чтобы заглушить собственную тревогу. Лишь увидев, как Ада выскочила из подъезда и бегом, как будто куда-то опаздывала, умчалась прочь, Лила вернулась домой.
112
Ада вернулась в лавку возбужденная, с трудом переводя дыхание. Стефано встретил ее мрачным взглядом.
– Где ты была? – спросил он.
Она, нимало не смущаясь, что их слышат ожидающие своей очереди покупатели, ответила:
– У тебя дома. Прибралась немного. – И, обращаясь к очереди, добавила: – Давно такой грязищи не видала. На комоде пыли столько, что можно письма писать!
Стефано, к разочарованию зрителей, промолчал. Когда подошло время закрытия и лавка опустела, Ада протерла прилавок и подмела пол, краем глаза косясь на любовника. Он сидел за кассой и считал выручку, куря вонючие американские сигареты. Потушив последний окурок, он взял палку, которой закрывал ставни, но не вышел, а закрыл их изнутри.
– Что это ты делаешь? – испуганно спросила Ада.
– Выйдем через заднюю дверь, – ответил он.
После этого он несколько раз с силой ударил ее по лицу, сначала ладонью, а затем ее тыльной стороной, так, что ей пришлось опереться о прилавок, чтобы не упасть.
– Как ты посмела заявиться ко мне домой? – сдавленным от сдерживаемой ярости голосом просипел он. – Как ты посмела приставать к моей жене и сыну? – Сердце едва не выпрыгивало у него из груди. Он ударил ее в первый раз. – Никогда больше так не делай, – пробормотал он и вышел из лавки, оставив Аду утирать кровь.
На следующий день она не вышла на работу, а вместо этого постучалась к Лиле. Та, увидев синяки у нее на лице, тут же пропустила ее в квартиру.
– Завари мне ромашку, – попросила Ада.
Лила пошла на кухню.
– Красивый мальчик.
– Да.
– Вылитый Стефано.
– Ничего подобного.
– Глаза и рот – копия отца.
– Вообще-то нет.
– Если тебе надо читать – читай, пожалуйста, я присмотрю за Ринуччо и займусь хозяйством.
На сей раз Лила посмотрела на нее почти весело.
– Делай что хочешь, но не смей приближаться к моему сыну.
– Не бойся, ничего я ему не сделаю.
Ада принялась за дело: вымыла квартиру, постирала и развесила белье, приготовила обед и ужин. Потом остановилась возле Лилы, игравшей с сыном, и несколько минут завороженно за ними наблюдала.
– Сколько ему?
– Два года и четыре месяца.
– Такой маленький! Ты его слишком нагружаешь.
– Нет, он делает то, что ему по силам.
– Я беременна.
– Что?
– Я жду ребенка.
– От Стефано?
– Само собой.
– А он знает?
– Нет.
Лила поняла, что ее браку и в самом деле приходит конец. Но, как всегда, когда она стояла на пороге больших перемен, она не почувствовала ни сожалений, ни тревоги, ни беспокойства. Вернувшись домой, Стефано обнаружил, что его жена читает в гостиной, а Ада играет на кухне с мальчиком. Квартира сияла чистотой. Он понял, что его побои не достигли цели, и побледнел.
– Катись отсюда, – тихо сказал он Аде.
– Нет.
– Что ты о себе возомнила?
– Мое место здесь.
– Ты что, хочешь меня с ума свести?
– Угу. Тогда нас будет двое.
Лила закрыла книгу, взяла сына за руку и молча удалилась в комнату, где я когда-то сидела над учебниками, а теперь стояла кроватка Ринуччо.
– Ада, ты меня прикончишь! Говоришь, что любишь меня, а сама что делаешь? Ты что, хочешь распугать у меня всех клиентов? Меня по миру пустить? Ты же знаешь, что я и так еле свожу концы с концами. Скажи, что тебе нужно, я все тебе дам! – зашептал Стефано.
– Я хочу жить с тобой в этой квартире.