История нового имени

Однажды он пересказывал нам статью, посвященную критике государственного школьного образования, и, продолжая тему, обрушился с руганью на нашу начальную школу. Я одобрительно кивнула, припомнив, как учительница Оливьеро за каждую ошибку била нас указкой по рукам и устраивала между нами жестокие соревнования. Как ни странно, Лила со мной не согласилась и сказала, что для нее начальная школа была важным этапом в жизни, после чего на безупречном итальянском, какого я не слышала от нее уже несколько лет, отпустила несколько комплиментов в адрес учительницы Оливьеро. Она выражалась так точно и ясно, что Нино, и не подумав ее перебивать, буквально застыл с открытым ртом, лишь под конец добавив пару общих рассуждений, смысл которых сводился к тому, что у разных людей разные потребности и что один и тот же опыт может быть полезен для одного человека и недостаточен для другого.

Я помню еще один случай, когда Лила возразила Нино – очень вежливо и на изысканном итальянском языке. Самой мне все легче давалась аргументация, основанная на теории, согласно которой для разрешения трудных проблем, ликвидации несправедливости и предупреждения конфликтов достаточно на протяжении длительного времени применять правильные меры. Быстро освоившись с конкретной системой рассуждений – в этом я всегда была сильна, – я прибегала к ней каждый раз, когда Нино затрагивал те или иные предметы, о которых успел что-то прочитать, – колониализм, неоколониализм, Африку. Но однажды Лила мягко заметила, что конфликт между богатыми и бедными не будет разрешен никогда.

– Почему?

– Те, кто внизу, мечтают подняться наверх, а те, кто наверху, хотят там остаться, так что рано или поздно наступит момент, когда они схватятся и попытаются уничтожить друг друга.

– Так потому-то и надо решать проблему, пока дело не дошло до драки.

– Как же ее решить? Поднять всех наверх? Или опустить вниз?

– Надо найти точку равновесия между классами.

– И где же эта точка? Посередине между теми, кто внизу, и теми, кто наверху?

– Примерно так.

– И верхние прямо так и согласятся опуститься? А нижние остановятся на полпути, не стараясь подняться выше?

– Если люди найдут правильный способ решения этой проблемы, то да. Ты так не думаешь?

– Нет, не думаю. Классовая борьба – это не игра в карты. Это борьба до последней капли крови.

– Так говорит Паскуале, – заметила я.

– Я тоже так считаю, – спокойно ответила Лила.

Но подобный прямой обмен мнениями между Лилой и Нино был большой редкостью, чаще они использовали меня в качестве посредника. Лила никогда не обращалась к Нино напрямую, да и он к ней тоже, как будто им мешало смущение. Гораздо комфортней Лила чувствовала себя с немногословным Бруно; несмотря на его подчеркнутую вежливость и упорную манеру называть ее не иначе, как «синьора Карраччи», между ними установились довольно непринужденные отношения. Например, однажды, когда мы все вместе купались и Нино, к моему облегчению, не уплыл чуть ли не за горизонт, Лила попросила не его, а Бруно объяснить ей, как часто надо поднимать из воды голову, чтобы сделать очередной вдох. Бруно с готовностью откликнулся на ее просьбу и устроил наглядный урок. Нино, обиженный, что попросили не его, стал его оттеснять, демонстрируя собственное мастерство и насмехаясь над Бруно, который, по его мнению, все делал неправильно, в том числе потому, что у него были слишком короткие руки. Лила внимательно смотрела за его движениями и тут же старалась их повторить. В результате под конец дня Лила плавала так уверенно, что удостоилась от Бруно звания Эстер Уильямс[7] с Искьи.

Приближались выходные. Чудесным субботним утром, когда мы шли на пляж, обдуваемые прохладным ветерком, несшим аромат пиний, Пинучча вдруг сказала:

– Этот Сарраторе-младший – невыносимый тип.

Я принялась осторожно защищать Нино. Уверенным тоном знающего человека я сказала, что человек, который учится с увлечением, испытывает потребность делиться с окружающими всем, что кажется ему интересным, и именно так и поступает Нино. Лилу мои слова не убедили и она произнесла фразу, которую я не могла не счесть оскорбительной:

– Если убрать у Нино из головы то, что он вычитал в книгах, там вообще ничего не останется.

– Неправда, – возмутилась я. – Я лучше его знаю. У него масса прекрасных качеств.

Как ни странно, Пинучча меня поддержала. Наверное, Лилу это задело, потому что она тут же добавила, что мы неправильно ее поняли – или это она неудачно выразилась? Ей жаль, что ее слова прозвучали слишком резко, потому что она имела в виду совсем другое. Нино, полагала она, считает, что внимания заслуживают только вопросы всеобщей важности, и, дай ему волю, он посвятит их обдумыванию всю жизнь, отмахиваясь от пустяков, которые занимают нас, – денег, домашних хлопот, забот о муже и детях.

Но и в этой версии мне ее слова не понравились. Что она хотела сказать? Что для Нино чувства отдельных людей ничего не значат и он намерен прожить жизнь без любви, не вступая в брак и не заводя детей?