Через некоторое время Пинучча осмелилась вставить несколько слов на смеси диалекта и итальянского. Она сказала, что вода сегодня отличная, но жалко, что не видать продавца кокосов – она бы с удовольствием выпила кокосового молока. Нино, увлеченный своим рассказом, пропустил ее слова мимо ушей, зато Бруно выразил готовность позаботиться о беременной женщине; опасаясь, как бы ребенок не родился с нездоровой страстью к кокосам, он предложил пойти поискать, где их можно купить.
Пинучча оценила его дрожащий от робости, но милый голос, выдававший в нем безобидное существо, и вполголоса, чтобы не мешать остальным, завела с ним беседу.
Лила по-прежнему молчала. Банальности, которыми обменивались Пинучча и Бруно, ее не интересовали, но из нашего с Нино разговора она старалась не пропустить ни слова. Мне это совсем не понравилось, и я несколько раз сказала, что хорошо бы пойти посмотреть на фумаролы. Я надеялась, что Нино меня поддержит, но он как раз только начал развивать тему хаотичности застройки на Искье и, машинально кивнув мне, продолжал говорить. Он вовлек в обсуждение и Бруно, возможно раздосадованный, что тот уделяет слишком много внимания Пинучче. Он обратился к другу, чтобы тот подтвердил, что рядом с домом его родителей возводят совершенно безобразные коробки. Нино нуждался в самовыражении, ему не терпелось поделиться всем, о чем он читал в последнее время, и высказать собственные соображения. Это был его способ приведения в порядок своих мыслей – говорить, говорить, говорить, – но еще и знак того, что он очень одинок. Я с гордостью подумала, что в этом мы с ним похожи: мне тоже хочется, чтобы окружающие убедились в моей образованности, чтобы удивились, как много я знаю и кем могу стать. Но Нино не давал мне вставить ни слова, хоть я и пыталась. Мне оставалось только сидеть и по примеру остальных слушать его, пока Пинучча и Бруно не поднялись и не сказали: «Ладно, мы пойдем пройдемся и поищем продавца кокосов». Я бросила на Лилу выразительный взгляд, надеясь, что она составит им компанию и мы с Нино наконец-то останемся одни, но она и бровью не повела. Пина, поняв, что ей предстоит прогуливаться в обществе вежливого, но малознакомого молодого человека, повернулась ко мне и недовольно произнесла: «Пойдем, Лену, ты вроде тоже хотела пройтись». – «Мы еще не договорили, – ответила я. – Идите, мы вас догоним». Она скривилась, но вместе с Бруно направилась в сторону фумарол; они были одного роста.
Мы продолжали говорить о том, почему Неаполь, Искья и вся Кампанья попали в руки дурных людей, которые старательно прикидываются хорошими. «Мародеры! – воскликнул Нино. – Разрушители, кровососы! Набивают карманы деньгами и даже налогов не платят! Весь строительный бизнес, включая их адвокатов, связан с каморрой, или с монархофашистами, или с христианскими демократами. Послушать их, так бетон им Господь Бог посылает, и сам Господь Бог застраивает этими уродливыми коробками побережье и холмы». Впрочем, утверждать, что «мы продолжали говорить», было бы большим преувеличением, потому что солировал Нино. Мне лишь пару раз удалось вставить несколько слов о фактах, вычитанных в журнале «Кронаке меридионали». Лила и вовсе всего однажды рискнула вмешаться в беседу: Нино, перечисляя всевозможных негодяев и мошенников, включил в список и торгашей, и тогда она задала ему вопрос.
– Кто такие торгаши? – спросила она.
Нино замолчал на полуслове и с удивлением на нее посмотрел.
– Владельцы магазинов.
– А почему ты называешь их торгашами?
– Все так говорят.
– Но мой муж тоже владеет магазином.
– Я не хотел тебя обидеть.
– Я не обижаюсь.
– Вы платите налоги?
– Я впервые о них слышу.
– Правда?
– Да.
– Налоги имеют огромное значение для планирования экономической жизни общества.
– Ну, раз ты так говоришь…. Ты помнишь Паскуале Пелузо?
– Нет.
– Он рабочий-строитель. Не будь цемента, он лишится работы.
– Ах вот как.
– Но он коммунист. Как и отец. Его обвинили в убийстве моего свекра, который сколотил состояние, потому что торговал на черном рынке и занимался ростовщичеством. Паскуале характером весь в отца, со всеми всегда спорит, даже со своими товарищами, такими же коммунистами. И вот, хотя мой муж унаследовал деньги моего свекра, мы с Паскуале продолжаем дружить.
– Я не понял, к чему ты клонишь.
Лила насмешливо улыбнулась.
– Я и сама не понимаю. Думала, вас двоих послушаю, хоть в чем-нибудь разберусь.