История нового имени

– Жаль только, что он мне нисколько не нравится, – проговорила я. – Целоваться с ним – все равно что жевать дохлую мышь. – Я изобразила зевок. Лила, бросив на меня ласковый и одновременно восторженный взгляд, ушла к себе. Я дождалась, пока за ней закроется дверь, и только тогда разрыдалась.

Сегодня, вспоминая свои тогдашние страдания, я не испытываю к себе никакой симпатии. Но в ту ночь мне казалось, что моя жизнь кончена. Почему Нино повел себя так ужасно? Он целовался с Надей, со мной, с Лилой. Неужели это тот самый человек, которого я любила, – серьезный и умный? Текли часы, но мне никак не удавалось смириться с мыслью, что Нино, способный столь глубоко проникать в суть мировых проблем, в любви может быть таким поверхностным. Или я обманывала сама себя, поддавшись иллюзии? Зачем я поверила, что я – невысокая и не слишком стройная, очкастая, не столько умная, сколько прилежная, считающая себя знающей и образованной, что было не так, – могу ему понравиться, пусть даже на одно лето? Да и так ли уж сильно я его любила? Я попыталась проанализировать свои поступки. Нет, я не могла точно сказать, чего я хочу. Я не только тщательно скрывала свои чувства от других, я и сама не слишком в них верила. Почему я не говорила Лиле, что влюблена в Нино? Почему я не закричала от боли, когда она посреди ночи призналась мне, что Нино ее поцеловал? Почему не рассказала ей о том, что он уже целовался со мной? Почему я так себя вела? Может быть, я подавляла свои чувства потому, что боялась не справиться с той силой, которую подозревала в себе и которая заставляла меня стремиться к обладанию разными вещами и людьми, к признанию и победам? Может быть, меня страшило, что, не получив желаемого, я взорвусь изнутри и из меня хлынет наружу поток отвратительных мыслей – как, например, идея о том, что прекрасный рот Нино похож на дохлую мышь? Почему, делая шаг вперед, я тут же отступаю назад? Почему у меня всегда наготове любезная улыбка и счастливый смех, даже если на душе отвратительно? Почему я всегда нахожу оправдание для людей, причиняющих мне боль?

Вопросы, вопросы… И слезы. Уже рассвело, когда я, кажется, поняла, что произошло. Нино искренне верил, что любит Надю. Зная, как высоко меня ценит профессор Галиани, он относился ко мне с симпатией и уважением. Но теперь, когда он снова увидел Лилу здесь, на Искье, он осознал, что с детства любил ее и будет любить всегда. Да, скорее всего, именно так и было. За что же его упрекать? Разве он виноват? Между ними возникло нечто необычайно прекрасное, что выделяло их из всех остальных людей. Я стала вспоминать стихи и романы о любви. Все-таки училась я не зря: у меня были свои способы утешения. Лила зажгла в груди Нино огонь, который продолжал тлеть все эти годы, и вот теперь вспыхнул с новой силой. Что оставалось делать Нино? Пусть она вышла замуж и стала для него недоступной: теперь только смерть разлучит ее с законным супругом. Если только Нино не рискнет склонить ее к измене, тем самым приговорив себя к адским мукам до дня Страшного суда. К утру мне показалось, что я все поняла. Нино любит Лилу безнадежной любовью. Такой же, какой люблю его я. И, говоря о том, что он попытался поцеловать ее посреди моря, надо помнить о ее недоступности.

Поцелуй.

Он не хотел ее целовать, но все-таки поцеловал. Ничего удивительного: Лила умела подчинять себе события. Не то что я. И что мне теперь делать? Пойду на свидание с ним. Мы поднимемся на вулкан Эпомео. Или нет. Лучше вечером уеду вместе с Рино и Стефано. Скажу, что получила письмо от матери, и она зовет меня домой. Разве я смогу идти с ним в горы, если он любит Лилу, если он с ней целовался? Как я буду каждый день смотреть на них, а они будут уплывать от меня все дальше и дальше? Обессиленная, я провалилась в сон. Когда я проснулась, оказалось, что за ночь вчерашние мысли успели оформиться у меня в голове в нечто связное, а главное – приглушить боль. Я быстро вскочила и помчалась на свидание с Нино.

57

Я была уверена, что он не придет, но он уже ждал меня на пляже – один, без Бруно. Тут же выяснилось, что он расхотел идти в горы и бродить незнакомыми тропами. Если я настаиваю, сказал он, можно и пойти, только по такой жаре это будет утомительно, так что лучше остаться на море и искупаться. Я уже испугалась, что сейчас он добавит, что вообще-то ему надо заниматься, но, как ни удивительно, он предложил мне покататься на лодке. Он начал считать деньги у себя в кармане, и я протянула ему свои скудные богатства. «Ты и так принесла бутерброды, – улыбнулся он. – Так что плачу я». Через несколько минут мы были в море: Нино на веслах, я на скамеечке на корме.