— Никогда прежде со мной не происходило ничего подобного. — Он так и продолжал смотреть в землю и ботинком помогать кротам рыть норы. Весь такой раскаявшийся и кроткий. Светлая челка покрывала глаза до самых ресниц, а между двумя темными бровями залегла глубокая складка. Я завороженно уставилась на танцующий кадык и неровную поросль на широкой челюсти, обдумывая его слова. Я совершенно не замечала, что с высоты его роста можно безнаказанно рассматривать и меня.
С губ слетел обреченный вздох; я потерла переносицу и вскинула глаза к нависшему серому небу над головой будто ожидая провидения. А передо мной так и стоял семнадцатилетний блуждающий полузащитник, велосипедист и любитель выкурить сигаретку-другую за школой. Кто же теперь поверит, что в этих небесных глазах однажды поселилось безумие и… смерть. Кто поверит неуравновешенной машиносносительной девушке, отрезанной от человеческого социума на несколько долгих лет?
Я могла сбежать прямо сейчас. Влететь через парадную дверь и мольбами увести отсюда Карлайла раз и навсегда, чтобы сдаться. Быть жалкой и израненной; такой, какой они привыкли меня видеть. А могла посмотреть ему прямо в глаза и едва заметно кивнуть; дать шанс исправиться. Быть сильной и самостоятельной; сделать маленький шаг навстречу большому страху.
Вот он — твой последний шанс, Александр Мэнголд. Но если ты умудришься все запороть, по твою душу придет Розали. Или Эмметт. Может, так они проведут неординарное кровавое рандеву. Ты для меня — отличный способ переключиться и забыть о матери, которая сочла меня обреченной. С тобой я смогу почувствовать себя человеком и погрязнуть в проблемах совершенного другого рода. Так что постарайся не облажаться.
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Даже лучше, чем ты думаешь.
Мэнголд робко улыбнулся и расправил плечи, будто ощущая перемену в моем настроении.
— За домом есть скамейка. Если только тебе не нравится стоять посреди пустоши. — Он обвел ладонью простирающийся двор и напомнил, как отвратительно прекрасно умеет делать лисий взгляд.
Губы предательски задрожали, и я поспешила найти тропинку за дом; ни к чему ему принимать мою грусть на свой счет. Я прислушалась к приглушенному шороху шагов за спиной, неосознанно начиная ускоряться из-за возрастающей тревоги. Сердце вот-вот готово было выскочить из груди, когда парень расторопно со мной поравнялся и покорно склонил голову набок. Я облегченно выпустила воздух через зубы и сжала ладони в кулаки, пытаясь отвлечься созерцанием его дома.
— За нами кто-то гонится? — шутливо поинтересовался Алекс и отворил низкую калитку, что вела на задний двор. Я не нашлась с ответом, жадно разглядывая ровную, просторную лужайку.
По всему периметру заднего крыльца громоздились тяжелые керамические горшки для растений; земля осталась рыхлой, но пустой: все саженцы заботливо убрали на зиму в теплый домашний подвал. Позади ряда невысоких фруктовых деревьев виднелась небольшая оранжерея. От ветра тихо поскрипывали петли длинной качели. Я видела как будто наяву: Алекс, десятилетний улыбчивый мальчишка с тяжелой деревянной битой наперевес сощурил искрящиеся глаза, из-под бейсболки любимой команды сочится пот. Удар. Он звонко кричит «страйк!», когда кожаный снаряд со свистом рассекает воздух; шелестят листья, мяч навсегда исчезает в бескрайнем лесу. Отец раскатисто смеется — на его лице читается гордость, а мать с нежной улыбкой на губах просит не кричать так громко, малышка только-только заснула…
Картинка будто подернулась мутной пеленой; двор стал меньше, а вместо пластмассового кукольного домика под деревом взгромоздился экскаватор с ручным управлением; в ковше разместилась целая армия зеленых солдат. Мой Арчи с боевым кличем кружит с клюшкой по двору и отправляет резиновые мячи один за другим прямиком в ворота — отец со смехом успевает отбить только один. Я помогаю маме разливать лимонад в высокие, полные льда стаканы, пока она выкладывает свежее печенье на блюдо. Еще минута, и она властно отправит хоккеистов мыть руки, а потом скажет мне не сутулиться и заправит за ухо выбившуюся прядь…
Я заморгала и будто оглушенная вырвалась из лап непрошенных воспоминаний, хватаясь за единственное прямостоячее создание, чтобы не упасть. Теплые ладони Мэнголда уверенно удержали меня на месте, пока сосредоточенный взгляд следил за меняющимся выражением моего лица. Он не говорил ни слова и просто ждал, пока мой пульс успокоится, пока я перестану дрожать как осиновый лист. Сколько времени, интересно, мы так простояли? Я — утонувшая в воспоминаниях, он — пытаясь понять, что со мной происходит.
— Прости. — Я осторожно отстранилась и уткнулась взглядом в землю, добираясь до широкой скамейки в тени старого дуба. Я чувствовала себя сбитой с толку и попросту уставшей, хотелось разобраться со всем поскорее и забраться в лавандовую ванну на часок другой.