История нравов. Буржуазный век

По мере того как отдельные страны вступали на путь промышленного капиталистического способа производства и в зависимости от степени интенсивности, с которой совершался там этот процесс, сообразно особым условиям, в которых эти страны находились, в среде имущих классов вырабатывалась та же специфическая буржуазная физиономия. Это происходило менее ярко в таких странах, где, как во Франции, Италии, Испании, долго еще господствовало ремесло, зато тем ярче и резче в таких странах, как Америка, где крупному машинному производству не нужно было сначала уничтожать старые способы производства, где оно могло свободно развить присущие ему тенденции. Все черты специфически буржуазной физиономии нашли в среде американской буржуазии поистине чудовищное выражение. Такова она там и теперь.

Каждый американец есть не более чем рафинированно устроенная счетная машина, пренебрегающая всякой декоративностью, всякой облагораживающей линией.

Этому влиянию капитализма на отдельных его представителей соответствует аналогичное его влияние на весь общественный организм, так как капиталистическая система производства стала основным базисом всей жизни. Все стало товаром, все капитализировано, все поступки, все отношения людей. Чувство и мысль, любовь, наука, искусство сведены на денежную стоимость. Человеческое достоинство определяется рыночным весом — таков товарный характер вещи.

Всякое другое отношение к предметам и людям считается комическим и в лучшем случае вызывает презрительное сострадание. Само собой понятно, что, с тех пор как деньги выступили на историческую сцену, материальный интерес играл всегда во всем некоторую роль. В этом и заключалось их революционизирующее значение. Всегда существовали браки ради денег, и всегда даже люди науки и искусства стремились к тому, чтобы «заработать». Разница состоит в данном случае в том, что современный капиталистический век отбросил всякие другие соображения и провозгласил единственным мерилом чистый товарный характер вещи: «Сколько стоит?», «Какая будет прибыль?», «Прибыльное ли это дело?».

Все до сих пор сделанные попытки стушевать этот особый характер вещей не привели ни к чему. Увидеть его не дает только нежелание или невежество. И вот люди напали на хитрую мысль провозгласить эту черту естественным свойством вещей. Так оно и есть на самом деле, однако только в обществе, построенном на базисе частнокапиталистического производства. В пределах такого общества подобное воззрение даже и вполне разумно, ибо укрепляет основы этого общества.

Житейской философии капитализма соответствуют, естественно, самые ужасающие методы накопления капитала. Там, где молчат сердце и душа, нет места совести. Если мы хотим вскрыть эти методы, то мы должны вернуться к эпохе первоначального накопления. Происхождение капитализма лучше всего объяснит нам его сущность.

В обеих странах, где раньше всего воцарился капитализм, а именно в Голландии и Англии, генезисом капитализма была торговля рабами. Из бессовестного лишения человека свободы родился современный капитализм. Так мало благородным было его начало. Прибыль, получавшаяся от этого благородного гешефта, была так велика, что в обеих странах очень скоро решили бросить всякие христианские сомнения и открыто обсуждать благоприятные шансы торговли рабами.

В своем «Капитале» Карл Маркс пишет: «Вместе с развитием капиталистического производства в мануфактурный период общественное мнение Европы потеряло последние остатки стыда и совести. Отдельные нации хвастали цинично всякой гнусностью, раз она являлась средством накопления. Прочтите для примера наивные торговые анналы почтенного Андерсона. Здесь во всеуслышание провозглашается высшей государственной мудростью Англии, что она вырвала во время Утрехтского мира у испанцев привилегию, в силу которой она получала право вести торговлю неграми не только между Африкой и английской Индией, но и между Африкой и испанской Америкой. Англия получила, другими словами, право снабжать до 1743 года испанскую Америку ежегодно 4800 неграми. Вместе с тем эта привилегия служила и маской для британской контрабанды. На базисе торговли рабами пышно расцвел Ливерпуль. Торговля рабами была его способом первоначального накопления. И до сей поры ливерпульская „почтенность“ осталась Пиндаром[9] торговли рабами, которая „повышает до страсти коммерческую предприимчивость, воспитывает прекрасных моряков и приносит огромный доход“. В 1730 году торговлей рабами были заняты в Ливерпуле 15 кораблей, в 1751-м — 53, в 1760-м — 74, в 1770-м — 96, в 1792 году — 132».

Там, где туземцы мешали интересам капитала, где, как, например, в Америке, они не годились в рабы, их просто систематически искореняли.