Мужчина устраняет с пути женщины каждое препятствие. Каждое ее желание становится для него приказанием, малейший ее каприз – законом. Женщине предоставлено первое место, ей уступают дорогу, дабы ей было удобно идти. Каждый считает для себя честью отказаться от собственных прав и выгод в пользу ее. Желания и взгляды женщины обязательны для мужчины и заглушают еще в зародыше его собственное мнение. Служению женщине мужчина посвящает половину жизни, а некоторые даже и всю целиком. Нет такого дня, когда бы он не уделял ей несколько часов, и в такие часы она может распоряжаться даже гением как преданным и безвольным рабом.
Только что описанное поведение мужчины должно, однако, – и это важно! – иметь эротическую нотку, которая и отличает галантный век от всех других эпох. По существу, галантность, рыцарское отношение более сильного к более слабому вечно и потому всегда налицо в отношениях полов, как вечно и их отличие друг от друга в смысле физической силы. В эпоху галантности это рыцарское отношение, однако, доведено до смешного, и притом исключительно в направлении эротическом. Мужчина относится к женщине по-рыцарски не только как к существу более слабому, а как к драгоценному орудию желаннейшего наслаждения, в ней воплощенного.
В эпоху галантности, естественно, должна была коренным образом измениться и сущность чувственных проявлений. Из проявления силы, всегда, впрочем, самой природой ограниченной, чувственность превратилась в простую игру. Любовь стала галантностью, так как игру можно продолжать до бесконечности и каждый день ее можно разнообразить. Все формы взаимного ухаживания превращаются в игру и тем самым становятся более утонченными. Рафинированность – не только обычная попытка найти новое решение для удовлетворения страсти, помимо естественного, ставшего невозможным ввиду предшествовавшего разврата, а также – в данном случае – секрет удесятерит ограниченные силы индивидуума, чтобы идти вровень с числом любовников и любовниц, содержать которое позволяют средства и обстоятельства. Все духовное, душевное, артистическое – лишь средство возбуждения, средство выработать новые формы галантности, придумать новые откровения в этой области.
Все это неизбежно приводит к изменению моральных воззрений. «Мораль внесла в любовь все зло», – говорил Ретиф де ла Бретонн. А аббат Галиани издевался: «Если добродетель не делает нас счастливыми, то какого же черта она существует». И поэтому ее и отсылали к черту, равно как и верность, всегда скучную. Порок получает теперь общественную санкцию. Правда, он не провозглашен официально добродетелью, зато его идеализируют в интересах «наслаждения» – высшей жизненной цели. В ней он находит свое оправдание. Проститутка в глазах всех уже не публичная клоака, а опытнейшая жрица любви. Неверная жена или неверная любовница становится в глазах мужа или друга после каждой новой измены тем более пикантной. Удовольствие, доставляемое женщине ласками мужчины, усугубляется от мысли, что до нее бесчисленное множество других женщин уступало его желаниям, и т. д.
Таковы в общих чертах законы абсолютистской культуры и их специфическое отражение в половой области. Более детальное обоснование этих законов и их отражений, иными словами, вопросы – как они осуществлялись и выражались, как они влияли на житейскую философию, на язык, на частную и публичную нравственность, на юридические понятия, на литературу и искусство, – эти вопросы будут нами рассмотрены в отдельных главах.
Здесь необходимо подчеркнуть только один вывод. Этот вывод гласит: век господства женщины никогда не бывает веком истинного возвышения женщины, а напротив, ее глубочайшего унижения. Культ женщины, подобный тому, который господствовал в XVIII веке, мог установиться вообще только при условии такого унижения. В самом деле! В эпоху абсолютизма мужчина и женщина стояли рядом не как равноправные личности, а ведь только в таком равноправии коренится истинное возвышение женщины. В XVIII веке она не имела никаких реальных и гарантированных прав. Напротив, политическое господство мужчины и его произвол по отношению к женщине были безграничны. Век, видевший в неверности женщины желаннейшую пикантность, способную только повысить половое наслаждение, предоставлял в то же время мужчине право подвергать жену на основании одного только подозрения в измене строжайшему наказанию, а именно пожизненному заключению в монастыре.