История нравов. Галантный век

Все это, несомненно, «подсахаренные скабрезности», хотя в этих «глупостях» и нет ни капли «элегантности». Нам остается только добавить, что такие дискуссии были не исключением, а правилом в тогдашних салонах, так как интерес возбуждали вообще только мотивы из половой области, и потому сюда ловко перебрасывались и самые серьезные вопросы, то есть и их обливали галантным соусом. В Германии такую способность у мужчин называли «талантами петиметра». И большинство мужчин положительно горели честолюбием удостоиться во время беседы подобного эпитета, повышающего репутацию в глазах «образованного общества».

Что подразумевалось тогда, особенно в Германии, под словом «хороший тон» или лучше: что допускал этот «хороший тон», наглядно иллюстрируют игры, бывшие в ходу как в салонах, так и в мещанской квартире. Характерным образчиком может служить игра-гадание, о которой подробные данные имеются в вышедшей в 1770 году книге «Предсказывающий Меркурий».

Игра состояла в том, что ставился какой-нибудь вопрос, ответ на который получался из числа очков на трех брошенных костяшках. В наставлении перечисляются около двадцати вопросов для обоих полов, и каждый вопрос сопровождается шестнадцатью возможными ответами. На вопрос мужчины: «Довольна ли тобой жена?» — ответ гласил, например, при шести очках: «Ах, старина, как можешь ты спрашивать, довольна ли тобой твоя молодая жена, когда ты даже аппетитного поцелуя ей дать не в состоянии, не говоря уже о чем-нибудь ином!»; при семи очках: «Ты здоровенный детина, и жена может быть тобой довольна»; при восьми: «Если бы ты занимался с женой так же усердно, как с книгами, то она могла бы быть тобой довольна» и т. д. Вот что понимало хорошее общество под «галантными шутками», ибо среди шестнадцати возможных ответов добрая дюжина в том же роде.

Если случайно беседа вертелась не вокруг любви, ее заменяли сплетни, споры об этикете и подобные глупости. Многие салоны прямо славились как гнезда сплетен. В Германии сплетничество было вообще обычным явлением в салонах, и здесь столь важные вопросы, как альковные тайны друзей и соседей, даже не прерывались зарницами неумолимо подготовлявшейся революции.

Подобные же оговорки необходимо сделать и относительно прославленных манер XVIII века. В высших классах они сводились к культу умственной и физической напыщенности, в бюргерстве царило граничившее с комизмом подражание своим или чужим придворным нравам. Нелепее всего вели себя в этом отношении в провинции, но и английская буржуазия славилась в этом смысле.

В высших классах общества слишком уважали практику галантности, чтобы ограничиваться в салонах одной только теорией, особенно после того, как за ужином вино и шампанское произвели надлежащее действие. И как бы низко ни стояли, как мы видим, нравы низших классов, наиболее дикая разнузданность царила все же в салонах знати.

Из «Анекдотов и остроумных выражений XVIII века» мы заимствуем следующие два места, из которых одно характеризует господствовавший в этих салонах после ужина развязный тон, а второе — те активные шутки, которые разрешали себе их посетители. В обоих случаях речь идет о кружке регента Франции герцога Орлеанского. Первое место гласит: «Однажды регент ужинал с г-жой Парабер, архиепископом Камбре и Лоу. После ужина ему принесли бумагу для подписи. Он хотел взять перо, но был так пьян, что не мог его держать. Он передал перо г-же Парабер и сказал ей: „Подпиши, б…“ Она возразила, что не имеет права подписывать. Тогда он вручил архиепископу и сказал: „Подпиши, сутенер“. Тот тоже отказался. Тогда регент передал перо Лоу со словами: «Подпиши, мошенник!» Но и тот отказался. Тогда регент пустился в следующие меткие размышления: „Что за превосходно управляемое государство! Оно управляется проституткой, сутенером, мошенником и пьяным“. И подписал бумагу».

Второе место гласит: «На ужине у г-жи Нель несколько молодых аристократов, сидевших за одним столом с г-жой Гасе, заставили ее выпить много разного вина и ликеров, так что она совершенно опьянела. В таком состоянии она снизошла до того, что стала плясать перед присутствующими почти нагая. Когда разнузданность достигла своего апогея, ее друзья передали ее лакеям, чтобы и те имели свое удовольствие. Согласная в своем опьянении на все, г-жа Гасе только бормотала: „Какой прекрасный день!“»

В Германии в это время вели себя не иначе. В одном сочинении, правдиво описывающем грубые обычаи, царившие в разных дворянских поместьях, когда наезжали веселые гости, говорится о танцах после ужина: «В самый разгар танца тушат свечи, которые вновь зажигаются только час спустя, а в это время ведут себя платонически, то есть, я хотел сказать, плутонически, анабаптически. Кто виноват? Кто отец?»