История нравов. Галантный век

Прибавим для большей ясности: эта борьба никогда не велась, само собой понятно, сознательно. Но от этого нисколько не меняется результат. В истории решающее, действительное значение имеет внутренняя сокровенная логика вещей, ибо логика вещей всегда сильнее нелогичности умов. Конечно, знание законов, которым подчинен исторический процесс, упрощает и ускоряет историческое развитие. Но и теперь еще мысль о человечестве, сознательно творящем свою историю, светит нам лишь впереди как идеал.

До сих пор мы старались изобразить типические черты в физиономии политического бытия эпохи абсолютизма, набросали, так сказать, его магистральную линию.

В рамках этой картины замечается самое резкое разнообразие, в зависимости от неодинаковости экономического базиса, на котором в отдельных странах выстраивался абсолютизм. Игнорировать это разнообразие нельзя. Необходимо отметить, по крайней мере, наиболее бросающиеся в глаза особенности и выяснить их причину, так как только они позволят нам объяснить неодинаковость культурного уровня в разных странах. Почему культура французского абсолютизма сияла таким ослепительным блеском? Почему она стала прообразом, вызывавшим восторг во всей Европе? Почему в Германии север так отличался от центра?

Абсолютизм восторжествовал сначала в Испании, и здесь — почти столетием раньше, чем в остальных странах, — зародилась и абсолютистская культура. Первое, что создала Испания, был образ неприступного величия. Эта особенность объясняется тем, что в Испании власть абсолютного монарха была относительно наименее ограниченной, и потому здесь представление о величии, тип величественного монарха могли быть доведены до крайности и стать прообразом для всех стран и времен. В начале XVII века формы французского абсолютизма стали рядом с испанскими, а французский этикет и французские нравы стали повсюду задавать тон. Испания обанкротилась, и ее мировая роль перешла к Франции. Франция довела до апогея то, что Испания начала. Законы французского двора заимствовались теперь всеми дворами. Так как тем временем борьба за власть окончилась всюду победой абсолютизма, то победное шествие французского абсолютизма было гораздо грандиознее испанского.

Так создались повсюду предпосылки для абсолютистской культуры.

Даже французский язык становится теперь международным, принимается не только дворами, где официально не говорят ни на каком другом языке, но и в «обществе» этот язык становится обязательным для всякого, кто хочет считаться образованным. Поэтому даже мещане говорят во всех странах на языке, состоявшем наполовину из французских слов и выражений. Нигде никто не говорил без того, чтобы не употребить несколько французских фраз. И то же самое в литературе. В высших слоях бюргерства детям нанимали французских гувернанток, обучавших их с малолетства французскому языку и французским нравам. Походка, манеры, поведение — все должно было быть французским, если хотело претендовать на светскость. Только французское достойно удивления и подражания, все родное достойно презрения.

Если в таком обезьяньем подражании всему иностранному выражается, вообще говоря, факт полного подчинения доктрине могущественного французского победителя — официально Франция господствовала над миром, — то все же при оценке этого явления не следует все валить в одну кучу. Если, например, немецкие ученые также подражали всему французскому, то здесь обнаруживается нечто иное, а именно «первая попытка прогрессивных элементов общества помочь своему классу выйти из бездонного болота его бытия».

И это нетрудно понять.

Во Франции княжеский абсолютизм сделался могущественнее, чем во всех остальных странах, так как здесь он располагал наиболее богатым экономическим источником и здесь концентрация политической власти достигла своей наиболее последовательной формы. Париж, где была сосредоточена центральная власть, к тому же не был искусственным созданием. Благодаря своему удобному географическому местоположению он рано сделался узловым пунктом мировой торговли, а после победы абсолютизма — естественной столицей всего абсолютистского мира. Материальное же превосходство французского абсолютизма привело к его превосходству духовному. Нигде абсолютизм не мог сделаться таким щедрым заказчиком, нигде он не мог, хотя приблизительно, в такой степени приковать к своим интересам всю жизнь, жизнь огромного населения, и пропитать ее своими тенденциями.

Здесь поэтому и возникла научная доктрина абсолютизма, и здесь же он получил и свое высшее художественное выражение в стиле рококо. В Париже абсолютизм не только обнаруживал свои грабительские тенденции, но и имел, по-видимому, светлые стороны. Так как в Париже все доходило до предела, то здесь же зарождались и произрастали также новые исторические идеи, которым предстояло в будущем опрокинуть все здание абсолютной монархии. Это сознавал весь мир, в особенности же классы, стремившиеся к эмансипации.