История нравов. Галантный век

К той же категории принадлежат и картины, изображающие, как дама, сидя в укромном будуаре, вся ушла в созерцание собственной красоты. Юная красавица спускает рубашку и исследует перед зеркалом совершенство своего тела. Может ли бутон розы соперничать с красотой ореолов ее грудей, спрашивает она, с нежной улыбкой сравнивая их. И все для нее становится желанным зеркалом ее красоты. Склоняясь над ясным ручейком, на берегу которого она раздевается для купания, она подвергает осмотру сладострастные линии бедра. И этот осмотр простирается на самые интимные части тела. Она знает, какие качества особенно ценимы и в какой мере она ими обладает. Вообще, когда красавица одна, для нее нет большего удовольствия, как поднять юбки, раскрыть грудь и выставить напоказ свою красоту. Обнажаясь, принимая пикантные позы, она устраивает настоящую выставку своих красот. Ибо все — поза и выставка. В воображении она создает себе желанного свидетеля. Ей хотелось бы в таком именно виде разыграть с ним галантную сцену, в такой позе кокетливо спросить его: создавала ли когда-нибудь природа подобные прелести? И мысленно она ставит этот вопрос ему, отсутствующему или ожидаемому (как на картинах Буше). Лежа обнаженной на постели, она точно спрашивает возлюбленного: не чудесно ли то, что раскрывается твоим взорам, и найдется ли нечто более достойное твоих желаний? не отвечает ли каждая из моих прелестей твоим особенным желаниям? («Отход ко сну» ван Лоо). И то же говорит поза трех граций на гравюре Жанине (с картины Пеллегрини).

Подобное тысячекратное освещение сокровенных красот женского тела в современном искусстве, подобное подчеркивание телесных достоинств, особенно ценимых эпохой, является в последнем счете лишь художественной формулой всеобщего культа женской красоты. Метод пластического искусства поэтому совершенно совпадает с методами литературы. Там и здесь главную роль играет прославление груди. Ее красота всегда — при каких бы то ни было обстоятельствах — выставляется напоказ перед зрителем. Словно это самое опьяняющее зрелище, которое только можно доставить человеку. На каждой картине вы найдете поэтому обнаженную грудь, и художник отыскивает все новые поводы для декольте. Вообще, нет ни единой картины — особенно из эпохи рококо, — которая не вплетала бы по крайней мере одну новую нотку в апофеоз красоты женской груди. Сотни других — не что иное, как гимн в честь этого лучшего украшения женского тела. Желая изобразить «красоту» вообще, художник на самом деле рисует женщину с обнаженной грудью («Красавица» Бомонта). Грудь — это «приманка, коей улавливаются мужчины» (картина Петерса), а «знатоки» при виде соблазнительно покоящейся Венеры прежде всего останавливают свой взор на ее красивой груди («Знатоки» Роулендсона).

Необходимо здесь вспомнить один исторический факт, характеризующий этот культ женской груди как эротический возбудитель, отличающийся к тому же особенной смелостью. Речь идет о чудесной вазе для фруктов, некогда украшавшей дворец Малый Трианон в Версале и имевшей форму совершенной по красоте женской груди. По словам братьев Гонкуров, мы имеем здесь дело с изображением груди королевы Марии-Антуанетты. История возникновения этой вазы следующая. Однажды в интимном кружке разгорелся спор, кто из присутствующих придворных дам может похвастаться самой прекрасной грудью. Само собой понятно, что первый приз был присужден Марии-Антуанетте. Если уже в наше время каждая государыня является образцовой матерью народа и олицетворением всяких добродетелей, то в век галантности королева была, естественно, прекраснейшей из всех женщин. И вот во имя увековечения этого благородного состязания, в котором ее грудь осталась всеми признанной победительницей, Мария-Антуанетта разрешила художнику отлить ее несравненную грудь — то был памятник, с ее разрешения воздвигнутый в честь ее груди. Впрочем, почему и не воздвигать подобные памятники? Ведь достоинства этой груди были во всяком случае несомненнее многих заслуг, за которые людям сооружаются памятники.

Нам, впрочем, не удалось отыскать никаких новых данных для выяснения этого факта. Если бы, однако, дело обстояло даже не так, как полагают столь компетентные в данном случае братья Гонкуры, то все же вне сомнения остается тот факт, что ваза, о которой идет речь, служила украшением построенной для Марии-Антуанетты виллы Трианон и что мы имеем перед собой, как доказывают примененные символы, прославление груди не с точки зрения ее естественного назначения, а лишь как эротического возбудителя. Ибо бараньи головы, на которых покоится ваза, символизируют мужскую похотливость. И уже этого достаточно, чтобы считать это украшение важным документом эпохи.