История нравов. Галантный век

Первое средство, всюду пущенное в ход абсолютизмом, чтобы получить суммы, необходимые для его потребностей, состояло в произвольном назначении новых налогов. Все решительно подвергалось обложению, и один налог следовал за другим. Желая обеспечить себе получение налогов и вместе с тем освободить себя от необходимости организовывать поборы, французские короли придумали гениальный с виду метод — систему откупов, институт генеральных откупщиков. Они вербовались, естественно, из рядов придворных креатур, и с ними заранее сговаривались относительно суммы, которую они должны были внести в королевские кассы. В 1787 году существовало 44 откупщика, вместе вносивших в государственное казначейство 138 миллионов. Взамен как этой суммы, так и организации податного сбора они получали привилегию по собственному усмотрению увеличивать в каждом отдельном случае цифру налога.

В результате народ должен был платить вдвое больше, чем вносилось в кассу короля.

Разумеется, отсюда не следует, что там, где назначением и сбором податей заведовало само государство, бремя налогов было менее тягостным. В Пруссии «контрибуция», которой были обложены крестьяне, колебалась в зависимости от провинций между 33 ½ и 45 % дохода. Другими словами: каждая гуфа[8] земли была обложена восемью талерами, тогда как помещик платил с нее менее двух талеров. А из жалких остатков крестьянин должен был платить почти столько же всяких других повинностей. Это, конечно, не мешало Фридриху II фигурировать в «исторических» трудах придворных историков в качестве «мужицкого короля».

Однако налоги не пополняли и наполовину королевских касс, потребности которых возрастали обратно пропорционально доходам. Абсолютизм должен был поэтому организовать форменный грабеж народного кармана. Он, кроме того, открыто или тайно поддерживал те махинации, при помощи которых капиталисты-эксплуататоры особенно успешно наживались во время голода или других подобных бедствий, пользуясь народной нуждой для выгодных афер.

Провозгласить продажность всего, чем король мог распоряжаться, было самым естественным и близким средством получить деньги. Поэтому все должности не передавались, а продавались, подобно тому как некогда папство продавало с аукциона церковные должности. Само собой понятно, что тем самым каждая должность становилась источником и средством эксплуатации. Так оно и было на самом деле. Ни одна служебная функция отныне не исполнялась без предварительных поборов. Кроме того, каждый обыватель был обязан беспрекословно подчиняться всякому проявлению «служебного» рвения. Бедняк должен был позволить осмотреть свои винные бочки и платить за них даже в том случае, если они давно уже развалились и он давно уже по бедности не лакомился вином.

В то же время всякая должность была провозглашена государственной службой. У городов отняли их автономию, и если города не выкупали ее, то городские должности превращались в государственные, само собой понятно, за счет самого же городского населения, которое должно было их содержать. Так поступали в продолжение столетий французские короли, Габсбурги, Гогенцоллерны, а с ними вся армия мелких государей. Получить должность мог уже только тот, кто платил больше других. Не было надобности доказывать наличие способностей для данной должности. Дурак побеждал гения, если у него был туго набитый кошелек.

Содержатель дома терпимости мог сделаться церковным советником, и таких случаев было немало. Заведомые идиоты назначались советниками. Мошенники и жулики получали место бургомистра или судьи. Лакеи становились директорами театров и т. д. В одном рескрипте Карла Евгения Вюртембергского на имя Витледера, заведовавшего торгом должностями, об одном покупателе, претенденте на должность, говорится довольно откровенно: «Хотя таланта у него нет, но зато он честный человек, а 4000 гульденов — сумма порядочная». Отец Юстинуса Кернера купил свою должность за 6500 гульденов и всю жизнь не мог разделаться с долгами.

В Вюртемберге каждый вновь назначенный чиновник должен был подписать следующую бумагу, прежде чем вступить в отправление своей должности: «Если его герцогское величество соизволит принять на службу нижеподписавшегося, то последний имеет честь сим предложить всеподданнейше сумму такую-то… и немедленно ее уплатить» (следует подпись).

Прусский король Фридрих Вильгельм I неоднократно руководился при назначении на ту или другую должность соображением «кто больше даст». А если на какую-нибудь должность не находилось любителя, то ее просто предлагали первому попавшемуся богачу, а если тот осмеливался отказаться от предложенной «чести», то в Германии он рисковал попасть в крепость, а во Франции — в Бастилию, «пока не научится лучше ценить благосклонность его величества».