Наряду с комедиями и фарсами, публику весьма сильно привлекали танцы и балет, причем иногда они вызывали у нее более сильный восторг, нежели драматизированные в комедии непристойности. «В балете считалось, например, необходимым правилом, чтобы танцовщица искусно показывала зрителям самые сокровенные свой прелести. Знаменитая танцовщица Камарго танцевала, как рассказывает Казанова, всегда без трико. Правда, у нее, несмотря «на самые рискованные прыжки», ничего нельзя было увидеть. Утонченность состояла тут, таким образом, в том, чтобы настолько возбудить чувство зрителей, чтобы каждый считал своей особой заслугой «что–нибудь» увидеть. Эта утонченность, безусловно, не менее сладострастна по своей цели, чем та, которая была направлена на возбуждение эротического любопытства даже при самых невинных па. Что касается содержания театральных пьес, то оно в огромном большинстве случаев было чисто эротическим: на частных сценах ставились прямо–таки порнографические пьесы, точные и детальные воспроизведения эротических оргий» (297, 321).
Театр зеркально отражал основной принцип французского абсолютизма — «удовольствие во всем» — и показывал его роль в организации беспробудных оргий, в подавлении всего естественного и в возвышении всего рафинированного и развращенного. Можно вполне согласиться с утверждением Э. Фукса, что «возмутительные произведения маркиза де Сада были пережиты обществом еще до их создания» (297, 322). Сами актрисы в своей частной жизни тоже придерживались этого принципа и окунались в море разврата, служа по мере сил своих культу Приапа. Сводницы, которые содержали увеселительные и публичные дома, имели в своем распоряжении так называемый «легион», представляющий собой готовых к услугам «порядочных» женщин. «У Гурдан имелся подробный перечень этого легиона, — отмечает Э. Фукс, — в котором о каждой из женщин сообщались все их главные прелести и специфические «склонности». Такого рода «каталоги» не были, впрочем, редкостью: они предъявлялись зачастую в печатном виде клиентам, которые на основании их и производили выбор… «Легион» Гурдан состоял, главным образом, из танцовщиц и статисток Оперы и Французской комедии, из прачек и публичных женщин» (297, 318). Таким образом, мир лицедейства не только воспроизводил на сцене развратные нравы, но и его представительницы сами были погружены в трясину таких нравов.
Раздел 23. Духовенство: Восток или Запад?
При рассмотрении нравов духовенства необходимо принимать во внимание тот факт, что они представляют собой многообразную палитру. Так, в случае русского православного духовенства они простираются от нравов безграмотного пьяненького сельского попа до подвижничества высоконравственного отца Сергия Радонежского. Пестрота нравов служителей церкви характерна для различных конфессий: начиная от предававшихся пьянству дервишей знаменитого ордена бекташитов и кончая потасовкой высших иерархов христианской церкви на «разбойничьем» втором Эфесском соборе, когда оппонент александрийского патриарха Диоскура епископ Флавиан был избит, председательствующий собора топтал его ногами (340, 48; 333, т. I, 262). И хотя данная тема требует отдельного рассмотрения, в силу ограничений текстового характера придется просто очертить некоторые из них.
И как всегда обратимся к нравам, господствовавшим в среде православного духовенства Византии, ибо некоторые из них «перешли» по наследству к отечественным духовным лицам. Одним из замечательных явлений ранневизантийской цивилизации является аскетизм и самые разнообразные формы отшельничества: «Люди покидали города и селения, пополняя ряды пустынножителей, столпников и постников, ставивших выше всего победу духа над грешным телом. Множество отшельников появилось в Египте, где Ливийская пустыня получила вследствие этого название «пустыни святых» (210, 89) Согласно «Египетскому патерику», сам Антоний Великий облегчал шутками тяготы своих собратий по пустынножительству, его юмор порой бывал резким и гротескным. Нравы диковинных старцев, поселившихся в египетских и палестинских пустынях, отнюдь не назовешь пресными и нудными, ибо каждому из них пришлось вывернуть все, чтобы выстроить здание своей души, к тому же их опыт отличался экстравагантностью. «Авва Ахилла знает, что с безупречными праведниками можно было быть невнимательным, но того, кто заслужил попреки, необходимо окружить удвоенным вниманием; авва Алоний видит, что правдивость со всеми подряд — скорее порок, чем добродетель, и учит своего собеседника врать, чтобы не выдать человека на расправу» (52, 16).