Чинные торжественные выходы московских царей и скучные парадные обеды во дворце, оглашаемые грубой местнической бранью (220; 90, гл. III), теперь сменились совсем новым придворным европейским этикетом; к тому же скрытыми мотивами служения при дворе стали стремление разбогатеть и пользоваться жизнью и ее наслаждениями нисколько не считаясь с правами и достоинствами ближнего (104, 31). Ведь новый придворный штат был незатейлив, среди фрейлин Екатерины Алексеевны почти не встречаются женщины знатного происхождения. И Петр, и Екатерина не обращали внимания на знатность, они придавали большое значение красоте и молодости. Поэтому все иноземки (русских было немного при дворе), большей частью немки и чухонки, были как на подбор хороши собой. Среди них встречались и уроды — их брали ко двору, чтобы они потешали своим безобразием и смешили своими грубыми, иногда циничными выходками. Вся эта разноплеменная и разноязычная толпа придворных, получая очень скудное жалование, своей жадностью, раболепством и грубостью не отличалась от крепостных холопов, прислуживающих барину. Государь и государыня видели в придворных рабов, расправлялись с ними дубиной и оплеухами. Нет ничего удивительного, что они и сами относились друг к другу таким же образом; они шпионили за всеми и каждым, занимались интригами, чтобы погубить друг друга в глазах своих владык.
Несколько особое положение среди придворных дам занимала леди Гамильтон, выделявшаяся своей красотой, изяществом, природной грацией, уменьем одеваться в немецкое платье и хорошими манерами. У нее был свой штат из нескольких горничных, придворные старались угодить ей лестью и «приношениями», например, генеральша Балк подарила ей красивую пленную шведку. Вместе с тем, среди придворной челяди было много недоброжелателей леди Гамильтон, и в итоге прекрасная леди, отдавшаяся царю «по долгу», а не по любви, была казнена, причем ее голова по приказу Петра была заспиртована и хранилась в Академии наук, о чем впоследствии узнала княгиня Е. П.Дашкова, возглавлявшая при Екатерине II это учреждение России.
Следует отметить, что широкая русская натура не могла удержаться в узких рамках Немецкого придворного этикета, она все время выходила из них, когда во время рождественских празднеств Петр Великий с многочисленной шумной и пьяной компанией приближенных объезжал дома вельмож и именитых купцов, когда он исполнял обязанности протодьякона на заседаниях всешутейшего и всепьянейшего собора или, когда, празднуя спуск нового корабля, он объявлял во всеуслышание, что тот бездельник, кто по такому радостному случаю не напьется допьяна (после 6-ти часового угощения участники пира сваливались под стол, откуда их выносили замертво). Однако к концу царствования такого рода широкие размахи ослабли, и Петр Великий стал находить удовольствие в увеселениях более скромного характера, к которым он и стал приучать придворное общество и высший свет.
Так как дворцовые помещения были тесны, то в летнее время придворные собрания происходили в императорском Петергофском саду, чьи дворцовые постройки, фонтаны и гроты были исполнены по планам и моделям парижских загородных строений. По отзыву Берхгольца, Петергоф^ыл очень хорошо устроен, в нем находились правильно разбитые клумбы и аллеи, грот, украшенный статуями, редкими раковинами и кораллами, с фонтанами и удивительным органом: «Так, по приказу царя, в большом гроте было поставлено несколько стеклянных колоколов, подобранных по тонам, или, как говорили тогда, колокольня, которая водою ходит. Пробочные молоточки у колоколов приводились в движение посредством особого механизма, колесом, на которое падала вода. Колокола издавали во время действия приятные и тихие аккорды, на разные тоны» (57, 25). По пушечному сигналу в 5 часов вечера к берегу сада приставала целая флотилия небольших судов, привозивших по Неве приглашенное общество. Вечер начинался прогулкой, затем бывали танцы, до которых Петр был большой охотник и в которых он брал на себя роль распорядителя, чтобы придумывать все новые и новые замысловатые фигуры, приводившие в замешательство танцоров и вызывавшие общую потеху. Угощение на этих придворных вечерах было грубовато, подавали простую водку к великому неудовольствию иностранцев и дам.