30. В то время как царь находился в Прузе, пришло к нему известие, что после папы Николая вступил на престол Мартин. Это заставило его к новому папе отправить, в качестве послов, Льва Ираклейского и Феофана Никейского. Явившись туда, они приняты были итальянцами вовсе не так, как надеялись при отправлении, а совершенно напротив. Узнав, в каком состоянии находится у нас дело примирения церквей, и подозревая, что все бывшее имело характер насмешки, а не действительной истины, — ибо кроме одного царя и патриарха, да некоторых приближенных к ним лиц, все остальные отвергали мир, особенно, когда царь хотел утвердить его страшными казнями, латиняне приняли послов с презрением, и нескоро, да и то с трудом доставили им доступ к папе, а, наконец, и царя и сообщников его, как насмешников и людей, идущих к миру путем казней, а не истины, отлучили от церкви, послов же отпустили назад, не удостоив их должных почестей. Узнав об этом от возвратившегося Никейского епископа (ибо Ираклейский скончался), царь пришел в неописанный гнев, так что, когда диакон хотел было, по обычаю, в присутствии державного, провозгласить папу, он запретил, говоря: «Хороши плоды любви их! Из-за них я вооружил против себя своих ближних; а они не только не оказали мне ни малейшей благодарности, но еще отлучили меня». Тогда же хотел было он уничтожить договор, да и уничтожил бы, если бы не пришли ему на мысль некоторые соображения. Ведь если, изменив образ мыслей, вдруг разрушить такое дело, думал царь, из-за которого он так много терпел и которое едва мог совершить; то, когда бы потребовали обстоятельства снова домогаться того же самого, — ему уже совсем ничего не удалось бы сделать. С этою переменою иначе пойдут и церковные дела: потому что на патриаршество тогда надобно будет вступить Иосифу. Правда, сам Иосиф миролюбив со всеми, и нет сомнения, что от него не будет никаких крутых действий; но при этом необходимо явятся другие — люди беспокойные. Так думал царь не просто по подозрению; эти мысли возбуждало в нем также одно обстоятельство, встретившееся с ним недавно, когда он жил на Сангаре, и заставлявшее страшиться за все, если условия договора будут вдруг уничтожены, как вредные.
31. Около того времени Иосиф, ожидая скорой смерти, сделал духовное завещание. В завещании нужно было упомянуть и о царе и написать молитву за него. Иосиф действительно упомянул и молился, но не прибавил названия (святой), которое обыкновенно носили цари миропомазанные. Когда завещание в такой форме было прислано, царь, увидев его и, выразив негодование, тотчас написал и патриарху, написал и начальнику города, чтобы он спросил и узнал, как это сталось, что от царского его титула отнято слово «». Не считает ли меня Иосиф недостойным святости, говорил царь, что так пишет? Написано было об этом и Антиохийскому патриарху Принкипсу. Те послали спросить Иосифа о причине, по которой он так написал, и говорили, что спрашивают по желанию царя: а Иосиф причину этого сложил на окружающих его монахов, и в доказательство представлял другой, точно такой же экземпляр, только с прибавлением святости. Объявив этот подлинный документ, он сказал, чтобы сперва сняли с него копию; но монахи соблазнились им и сообщили ему такой вид, в каком он перешел в руки царя. Так миролюбив был Иосиф со всеми. Получив такое объяснение, царь, хотя и подозревал окружающих его, но не желал подавать повода к новым против себя обвинениям и, притворившись, что делал розыски ради смеха, а не серьёзно, отложил это дело до другого времени.