Приговор истинности Дарета и, вместе с ней, его литературным достоинствам вынесло возрождение латинской образованности в XVI веке. Авторитетный Фоссий в книге «О греческих историках» писал: «есть жизнеописание Аттика, книга настоящего Корнелия Непота, и еще та, что он написал об иноземных полководцах. Что чище и изящнее этих книг? Что же сказать о пресловутом переводе Дарета? Разве то, что, как говорится, щенки пахнут щенками, и поросята
— поросятами»[99]. Однако в том же шестнадцатом веке Сидней в своей «Апологии поэзии» противопоставлял «настоящего Энея Дарета» и «выдуманного Энея Вергилия».Иосия Меркерий (Мерсье), издавший Дарета в Париже в 1618 году[100]
, судил его еще строже: «мы не находим в нем ни образования, ни вкуса, ни малейшего изящества выражений, так что чересчур бесстыж был тот, кто оболгал имя Корнелия Непота, назвав его автором этого неумелого перевода. В изложении всей истории он совершенно отходит от завещанного древностью, добавляя от себя кое-что правдоподобное, но по большей части нелепое и неуместное; таковы хотя бы выдуманные им перемирия на многие месяцы или годы, нужные, чтобы набралось десять лет. Во всей книге не добавлено ничего оригинального, кроме упоминания сыновей Тесея, которые вместе с Анием, как он пишет, заботились о продовольствии, а также нелепых χαρακτηρες, описаний внешности и нрава троянских и греческих вождей и женщин»[101].Смидс, издавший Дарета в Амстердаме в 1702 году, подводит черту: «…автор едва умеет писать по-латински; письмо, адресованное Саллюстию Криспу — ничтожный вздор, свидетельствующий скорее о последней дряхлости латинской речи, чем о ее цветущей зрелости и
силе»[102]. Тогда же Якоб Перизоний посвятил диссертацию доказательствам подложности Дарета и Диктиса. Однако суровые мнения знатоков не могли пресечь переписывания и переиздания многочисленных «низовых» версий «Троянских сказаний», восходящих к Дарету; в России они переиздавались еще при Екатерине II, когда Костров уже переводил настоящего Гомера; эти последние потомки рыцарских романов были вытеснены со сцены лишь приходом новых форм популярной литературы.О настоящем издании; «издание Троньеза»
В настоящем издании «История о разрушении Трои» печатается на трех языках: на латинском, на русском и на французском конца XVI века[103]
. Причины этого объясняются ниже.Латинский оригинал Дарета приводится по тексту издания Фердинанда Майстера[104]
(без критического аппарата). Сохранен курсив, которым Майстер отмечал конъектуры издателей, прежде всего Меркерия (Мерсье) и свои собственные; в текст Майстера введены (и так же выделены курсивом) шесть конъектур Р.П. Кларка[105]. Каталоги разбиты на абзацы для облегчения ориентации в них.Однако латинский оригинал «Истории о разрушении Трои» не так уж много говорит о ее литературной судьбе, главное в которой — многочисленность и многоязычность переводов и переработок, появившихся тогда, когда даже сама практика переводов вообще еще не была столь распространенной и общепринятой, как в новейшее время. «Нелатинский», иноязычный Дарет занял в истории литературы куда большее место, чем латинский.
В качестве примера иноязычного Дарета в настоящем издании приводится французский перевод «Истории», вышедший в 1592 году в Антверпене в типографии Иоакима Троньеза[106]
(имя переводчика, предпославшего изданию краткое предисловие, нигде в книге не указано, поэтому в дальнейшем мы будем называть этот перевод «изданием Троньеза»).